Клинком и сердцем. Том 3

Так быстро, что Айлин пискнуть не успела, он наклонился и подхватил ее за талию. Поднял с кровати, поставил перед собой - и припал к ее губам неистовым поцелуем. Одна ладонь Кармеля легла ей на плечо, обжигая даже сквозь мантию, вторая - на затылок, не позволяя отстраниться…

Ошеломленная, почти испуганная, она замерла в его объятиях, а потом со стоном ответила, забыв обо всем. Обещания, данные лорду Бастельеро?! Намерение быть верной?! О, это все будет, но потом… Только не сейчас! Горячие губы сначала сминали ее рот почти жестоко, но Айлин не винила Кармеля за это. И постепенно поцелуй стал отчаянно нежным, сладким, упоительно ласковым, как и руки, что гладили ее спину и плечи, перебирали волосы. В этих руках Айлин плавилась, как воск в огне, желая только одного - чтобы время застыло, и поцелуй не кончался как можно дольше… Ей хотелось плакать и смеяться одновременно… Ну почему она потратила свою надежду на счастье так бездарно и глупо?! Почему нельзя остаться с тем, кого она любит, и кто любит ее… Еще… еще немного!

Когда воздуха совсем перестало хватать, и губы Кармеля оторвались от ее губ, она едва устояла на подгибающихся ногах, и магистр поддержал ее. Еще какое-то время он обнимал ее за плечи, тяжело дыша и вглядываясь с мучительным ожиданием, пока Айлин, не в силах больше выносить этот взгляд, сама первой не отстранилась, не закрыла обреченно глаза и не протянула ему перстень. Невыносимо долгое мгновение - и тяжесть кольца покинула ее руку, а Кармель тихо сказал, чеканя каждое слово:

- Чтобы ни случилось, девочка моя, если однажды вам понадобится помощь, у вас не будет нужды просить о ней. Просто придите ко мне. Одна или нет, с врагами… да хоть с демонами за плечами! Я не откажусь от вас ни за что на свете.

Зажмурив глаза и ненавидя себя, как никогда в жизни, Айлин молча стояла, пока не услышала, как тяжело прозвучали его шаги, а потом дважды яростно хлопнула дверь палаты. И лишь тогда она снова рухнула на кровать, совершенно обессиленная.

***

До Академии он добрался, когда небо уже залили серо-голубые сумерки, пока еще прозрачные, но Лучано уже знал, что вскоре они погустеют, и на город рухнет ночь. Это не Вероккья с ее долгими золотыми вечерами, прогретыми за день камнями мостовой и стен, тихим ветерком и серебристой речной гладью, где закат купается подолгу, пунцовый, как стыдливая дева. Здесь, в Дорвенне, солнце ныряет куда-то за городскую стену быстро и решительно, как сбегающий с добычей вор, и город вмиг становится враждебным, неуютным. Ни тебе погулять до самой полуночи под бархатным звездным небом, ни окунуться в теплую, как парное молоко, воду. Хотя вот серенады, оказывается, и здесь поют, но грандсиньор Дункан - арлезиец, а настоящую южную кровь даже дорвенантскими холодами не заморозить.

Лучано укорил себя, что слишком часто и много размышляет о чужом женихе. И ладно бы просто чужом, но это жених синьорины! Притом действительно арлезиец и вовсе не такой, как дон Раэн. Вот бы, кстати, с кем еще хоть разок повстречаться! В прошлый раз они определенно не закончили диспут о преимуществах арлезийского темперамента над итлийским, Лучано мог бы привести еще множество доводов и с удовольствием принял бы… хм… противоположные, да.

Оставив Донну конюху, он пересек сад и двор Академии, прошел лазаретом, предвкушая встречу с Айлин. Больничное крыло было пустым, как и всегда по вечерам, только в одной палате слышалась ленивая перебранка мальчишеских голосов. Лучано прислушался и усмехнулся: судя по разговору, там лежали два недавних противника, попавших в лазарет после дуэли. У одного была сломана рука, у второго - нога, и теперь синьорино пытались выяснить, кто же победил, а заодно пылко обещали друг другу новую встречу. В разговор неожиданно вмешался третий голос постарше, который жизнерадостно предложил спорщикам доломать им целые конечности прямо сейчас, если не угомонятся, и юнцы стихли. Лучано даже умилился: ну прямо как в казарму снова попал.

Он прошел почти весь коридор и уже свернул к нужной двери, как та распахнулась - резко, с треском ударившись ручкой о стену. Из палаты вышел грандсиньор Дункан. Швырнул дверь обратно так, что она влипла в косяк, сделал два шага и тут же оперся плечом о стену. Лучано хотел окликнуть его - и осекся. Смуглое лицо арлезийца заливала нехорошая серая бледность, будто у раненого.

Разумник прошипел что-то невразумительное, и Лучано мгновенно вспомнил Барготов холм. Черную ругань и плеснувшую куда-то в Бездну кровь… На миг ему показалось, что Дункан сейчас сотворит что-то не менее страшное - стоило посмотреть на его лицо! Но магистр качнулся от стены, развернулся и попросту влепил по ней кулаком - прямо по деревянной панели. На несколько мгновений задержал кулак, а когда бессильно уронил руку, на зеленой стене остался кровавый отпечаток.

Лучано закусил губу и скривился так, словно сам разбил пальцы. Осторожно шагнул вперед и тихо позвал:

- Грандсиньор…