Клинком и сердцем. Том 2

Он невольно глянул в ту сторону, куда они с итлийцем вчера отволокли трупы старосты и его дочери. Потом посмотрел вдаль по улице. Десятка три домов! И в каждом непогребённые тела. Души, положим, Айлин отпустила, но всё равно это неправильно! Когда ещё сюда доберутся люди, узнав, что случилось с деревней? И всё это время тела будут гнить, источая зловоние и приманивая заразные болезни. А если ещё нежитью встанут?!

Фарелли проследил за его взглядом и с удивительной проницательностью заметил:

— Мы ведь не сможем их всех похоронить, м? Копать могилы — занятие долгое.

— Я думаю об огненном погребении, — признался Аластор. — Собрать все тела в одном доме и… Даже если огонь перекинется на остальные, ничего страшного. Пусть хоть вся деревня выгорит — чище будет на этом месте. Но один я не справлюсь, а просить мне больше некого.

— Перчатки нужны, — деловито сказал Фарелли, снова оглядывая безмолвные жуткие дома. — Хорошие прочные перчатки. Трупный яд — отвратительная штука! Одна незаметная царапинка — и не всякий маг-целитель спасёт, а у нас их и вовсе нет под рукой. Куда носить будем? Дом нужен попросторнее.

— Так вы согласны? — с облегчением выдохнул Аластор. — Фарелли, мне, право, неудобно!

— Благородный синьор Вальдерон, — улыбнулся итлиец. — По моему скромному опыту «неудобно» — это когда вы только легли с дамой, а тут её муж вернулся. Исключительное неудобство может получиться! Особенно, если у неё балкона нет! А в вашей просьбе всё вполне разумно, потому что таскать покойников парой гораздо удобнее, чем в одиночку. Но перчатки! Непременно перчатки! Чужие, чтобы сжечь их потом. И лицо чем-то замотать надо. А потом, пожалуй, придётся нагреть воды и вымыться, потому что к концу работы от нас так будет смертью нести — лошади к себе не подпустят.

— Вы совершенно правы, — ошеломлённо кивнул Аластор.

К благодарности за то, что Фарелли так легко согласился, примешивалось изумление, как быстро итлиец сообразил, что им понадобится. Словно всю жизнь трупы таскал! Хотя он же наёмник… И очень опытный, похоже. Стоит поблагодарить её величество Беатрис при встрече за такую услугу.

Мысли о королеве никакого удовольствия не доставляли, но помогли немного отвлечься от того, что им предстояло. Фарелли исчез и примерно через четверть часа вернулся с двумя парами кожаных перчаток. Ещё итлиец принёс два простых полотняных платка, одним из которых сноровисто замотал себе лицо. Аластор старательно его скопировал. Отец всегда говорил, что если человек умеет что-то делать лучше тебя, стоит у него поучиться!

А потом они начали, и Аластору показалось, что он при жизни попал во владения Баргота. Как-то вот так он их и представлял. Не кипящие котлы с душами, не ледяные пустыни, а тяжёлая тошнота от непрерывной мерзости, которая никак не заканчивается. Они носили тела мужчин и женщин, стариков и детей. Окровавленные, разодранные на куски, что свешивались до земли, с изуродованными лицами, которые уже тронуло разложение. Грязная кровавая одежда не скрывала ничего, и Аластору пришлось мгновенно забыть стыд перед чужой наготой. Впрочем, испытать что-то, кроме отвращения и тягостного сочувствия, он всё равно не смог бы.

Тела, тела, тела… Они стаскивали их и складывали в дальней комнате дома старосты, потом, когда свободное пространство на полу закончилось, и покойники лежали омерзительной грудой, перешли в другую комнату. Третья осталась почти свободной.

Аластор хотел вытереть лоб, покрытый гадким холодным потом, но вовремя опомнился. Подошёл к колодцу…

— Не надо! — окликнул его Фарелли. И со вздохом добавил: — Там тоже тело, меня вчера предупредили. Но его мы вряд ли сможем вытащить, да и вода всё равно испорчена.

— Надо, — буркнул Аластор, сдирая мешающую повязку с лица.

Холодный свежий воздух обжёг кожу, и сразу почувствовалось, что он действительно пропах смертью, как метко выразился итлиец. У этой смерти был запах крови, грязи, страха и отчаяния. Ну и гнилой плоти уже, разумеется.

— Надо, — повторил он упрямо. — Не знаю, станут ли здесь жить люди, но путники могут заехать. Или кто-то приедет из города, чтобы разобраться. Да и Всеблагая Мать гневается на тех, кто оставляет родники и колодцы отравленными. Это… неправильно. Пусть это не моя земля, но я должен сделать для неё то, что могу.

— Я же не спорю, синьор, — мягко сказал итлиец. — Просто не понимаю, если честно, как вы собираетесь это устроить. Прошла почти неделя. Тело этой несчастной уже очень, очень плохо выглядит. Его не верёвкой, а сетью доставать надо, иначе на куски распадётся.

— Значит, сетью достанем, — выдавил Аластор.

Представил, что там плавает в тёмной ледяной воде, и его затошнило. Но если взялся — отступать нельзя. Нет, можно, если ты вдруг сам понял, что был неправ! Но не потому, что решил — и не справился.

— Синьор, надеюсь, вы не собрались туда лезть? — ещё мягче, почти вкрадчиво поинтересовался Фарелли. — Восхищаюсь вашей отвагой, но прошу этого не делать. Умоляю!

— Иначе — что? — огрызнулся Аластор. — Как вы меня заставите передумать?