И бывший королевский камердинер снова смахнул слезу, виновато растянув губы в подобии улыбки. Похоже, сильно у него накипело, если так искренен с незнакомцем.
— Соболезную вашей потере, синьор Джастин, — снова кивнул Лучано и взял свободной рукой чашку с горячим шамьетом. — Простите мое любопытство, но если этот кот был так дорог его величеству… Что же ее величество?
— Ах…
Помрачневший камердинер махнул рукой и покосился куда-то вбок.
— У него, изволите ли видеть, шерсть, — сказал он сдержанно, однако неодобрение так и сочилось в тоне и взгляде. — И когти. А у ее величества и фрейлин — роскошные туалеты. Флориморд был котом короля, но… не королевы, вы же понимаете?
— Понимаю, — кивнул Лучано, пригубив шамьет.
Про себя он подумал, что у здешнего короля была на редкость паршивая жизнь, если спать он предпочитал с котом, а не с женой или хотя бы фавориткой. Да и пить карвейн в одиночестве, изливая душу молчаливому хвостатому собеседнику, это о чем-то говорит.
Кот, напившись, заурчал и принялся когтить Лучано колени. Да уж, ни один дамский туалет не выдержит подобного отношения. А именно этой королеве можно доверить разве что ядовитую змею, с такой любимицей прекрасная Беатрис нашла бы общий язык. Жалко Флориморда. Верность похвальна в любом существе.
— Сударь Фаррел! — раздалось из-за двери, и Лучано встрепенулся, поставив обратно на стол чашку.
Соус, который кухарка помешивала на плите, очень правильно пах тимьяном, перцем и, самую малость, шафраном. А вот шамьет синьоре Катрине не удался, зерна перед помолом сильно пережарены. Для бодрости пить можно, однако удовольствия никакого!
— Кажется, меня ищут, — виновато сказал он и на прощание погладил Флориморда.
Кот замурчал еще громче, и Лучано вздохнул. Ну что тут поделать? Не забирать же его в Верокью! Мастер Ларци не отказал бы, но коты почему-то плохо переносят порталы. Ему вспомнилось кровавое пятно на полу таможни. Мда, их сейчас и люди не всегда… переносят.
— Сударь Фарелл! — заглянул в кухню молоденький, богато одетый паж. — Ее величество ждет вас!
Лучано прямо почувствовал, как напрягся Джастин, а от Катрины, молча поджавшей губы, повеяло холодом. Да уж, в этой маленькой крепости, хранящей верность умершему королю, не любят его супругу. Знали бы, чей Лучано гость, никто бы с ним не откровенничал.
— Не извольте беспокоиться, синьор Джастин, — тихо сказал Лучано, бережно ссаживая Флориморда на пол и подвигая к нему миску с паштетом. — Я не из болтливых. Ее величеству не обязательно знать о таких… пустяках, — добавил он выразительно, взглядом указав на кота. — Кстати, мой батюшка хорошо разбирается в медицине. Он и животных лечит. Попробуйте взять у лекаря настойку корня… Как же она по-вашему? Скажите «ледореа» — он поймет. Одну каплю в молоко, и синьор Флориморд будет поспокойнее. Только больше двух недель не давайте, иначе привыкнет, а это не полезно.
— Ледореа, — повторил Джастин, глядя на него все еще с подозрением. — Я запомню. Благодарю, сударь.
Лучано последний раз кивнул, почтительно поклонился Катрине и вышел, пытаясь отряхнуть камзол. Следы доверия королевского кота оказались очень стойкими! Ну и ладно, обниматься с ее величеством все равно не придется, а остальное — пустяки!
Грегор покидал дворец, онемев от ярости. Гнев бушевал внутри, мешая мыслить, грозил толкнуть на что-нибудь непредсказуемое и смертельное опасно. Поэтому на парадной лестнице в холл нижнего этажа ему пришлось остановиться, вцепиться пальцами в перила и замереть, переводя дыхание.
— Мэтр Бастельеро? — удивленно окликнули его сзади, и Грегор невероятным усилием воли вернул на лицо спокойное выражение вместо стянувшей его ледяной маски.
— Магистр Райнгартен? Что вы здесь… О, простите, Этьен, — тут же поправился он. — Я не хотел быть неучтивым.
— Устали? — понимающе поглядел на него стихийник.
На нем была не академическая мантия должного оранжевого цвета, а траурный камзол, впрочем, не черный, а серебристый, очень идущий рыжевато-русому сероглазому лорду. Вполне дозволенный во время королевского траура оттенок, однако изящество отделки и модный покрой неприятно кольнули Грегора. Глупо, конечно, измерять скорбь такими вещами, она не в скромности одежды и не в показных сожалениях. Райнгартен по-своему проявляет уважение… И все-таки в таком изысканном и нарядном трауре невольно виделось что-то фальшивое.
— У вас утомленный вид, Бастельеро, — дружески продолжил магистр, легко подлаживаясь под шаг снова начавшего спускаться по лестнице Грегора. — Нельзя так себя загонять, вы нужны королевству и нам всем. Виделись с ее величеством?
— Да, — выдавил Грегор и спросил исключительно из вежливости: — А вы?
— Имел сегодня счастье выразить ей почтение, — легко отозвался стихийник. — Вы редко бываете при дворе, а мне приходится. С тех пор, как моя милая супруга стала фрейлиной ее величества, я стараюсь не оставлять ее здесь одну. Вы же понимаете, эти юные нахалы повсюду, а Мэнди так скромна, что не всегда может им дать должный отпор.