Клинки против смерти

С легким отвращением вдыхая дым и усиливающийся запах рыбы, Мышелов со свирепым прищуром оглядывал шатер. Наконец там, где тьма казалась гуще всего, он заметил тусклый красный огонек, а чуть погодя появился и сам Фафхрд. Чадящий огонек факела, сгоревшего едва ли до половины, освещал северянина, ноги его были до бедер в иле, левой рукой он нежно прижимал к себе сочившуюся водой горсть блестящих предметов. Он пригнулся, и потолок над его головой пузырем обвис вниз.

— Эй, тупоголовый! — приветствовал его Мышелов. — Погаси свой факел, пока мы не задохнулись. Без него лучше будет видно. Ну и нескладеха, слепит себя дымом, чтобы похуже видеть!

Мышелову казался вполне очевидным лишь один способ погасить факел — воткнуть его в жидкую грязь под ногами, но улыбавшийся с отсутствующим видом Фафхрд, имел совершенно иные намерения. Под опоздавший страдальческий вопль Мышелова он небрежно ткнул горящей палкой в водянистый свод.

С громким шипением вниз ударил клуб пара. На миг Мышелову показалось, что сбылись худшие его опасения, так как сердитая струя воды прямо от факела ударила Фафхрду в шею. Однако когда пар рассеялся, стало ясно, что море не намерено следовать примеру струи, по крайней мере немедленно. Теперь над головами их надулся зловещий волдырь, с него стекала струйка не толще стерженька птичьего пера, сразу же размывшая крохотный кратер в толще ила под ногами.

— Не делай этого больше! — скомандовал Мышелов в глупой ярости.

— Этого? — невинно осведомился Фафхрд, прикасаясь пальцами к своду рядом с сочащимся водой волдырем. И снова ударила сердитая струйка, превратившись немедленно в капель… Теперь с потолка рядом, будто женские груди, свисали два волдыря.

— Да-да, именно этого, — выдавил Мышелов тонким и отстраненным голосом, едва сдержав себя, чтобы очередная вспышка его гнева не привела Фафхрда к новым, еще более безрассудным поступкам.

— Ну хорошо, не буду больше, — заверил его северянин, — хотя, — добавил он, задумчиво поглядев на две тонкие струйки, — такой капелью эту полость не наполнить и за год.

— Кто говорит здесь о годах? — огрызнулся Мышелов. — Олух! Железный чурбан! Зачем ты наврал мне? “Здесь все, целый мир!” Ты так говорил? И что я нахожу здесь? Ничего! Пятачок вонючего ила под нависшей водой! — И Мышелов в ярости топнул ногой, лишь отчаянно забрызгавшись при этом. Одутловатая рыбка с фосфоресцирующими усами, выставившись из грязи, неодобрительно поглядела на него.

— Таким вот топотом, — мягко сказал Фафхрд, — ты мог бы раздавить череп принцессы в шапочке из серебряной филиграни. Так ты говоришь — ничего? А вот погляди-ка, Мышелов, какое сокровище я выловил на вонючем, по-твоему, пятачке.

И он приблизился к Мышелову, осторожно ступая по илу шипастыми подошвами сапог и ласково поглаживая правой ладонью блестящие штучки, придерживаемые левой рукой.

— Эй, гляди, — сказал он, — вот самоцветы и безделушки, которые я выудил из ила, хотя искал нечто вовсе иное.

— Что же иное, пустая башка? — резко спросил Мышелов, не отрывая голодных глаз от блестящих безделушек.

— Дорогу же, — отвечал Фафхрд ворчливо, словно Мышелов должен был знать, что он имеет в виду. — Дорогу из какого-нибудь закоулка этого шатра к девицам Морского Царя — ведь эти вещички с намеком. Погляди-ка сюда, Мышелов. — И он слегка приоткрыл изогнутую левую руку и кончиками пальцев деликатно извлек металлическую маску во все лицо.

В тусклом сером свете трудно было сказать, золотая она или серебряная, оловянная или просто бронзовая… Широкие волнистые полосы на ней, оставленные ярь-медянкой или илом, напоминали сине-зеленые слезы или струйки пота. А было это лицо женственным, благородным, всезнающим, больше того — соблазнительным, любящим и жестоким и невыразимо прекрасным. Жадно и сердито Мышелов выхватил маску, и она рассыпалась в его руке. Остался лишь гордый лоб с отверстиями глаз, куда более трагичными, чем просто глаза.

Мышелов отшатнулся, ожидая от Фафхрда карающего удара, но в тот же миг он заметил, что северянин повернулся в сторону и, вытянув вперед руку, жестом корабельного сигнальщика указывает пальцем вперед.

— А ты прав, Мышелов! — радостно воскликнул Фафхрд. — Не только дым факела, но и само пламя его слепило меня. Смотри! Вот и дорога!

Взгляд Мышелова последовал за рукой приятеля. Теперь, когда дым слегка рассеялся и оранжевые лучи не слепили глаза, в сочащемся сверху сером свете стали заметными светящиеся пятна на иле и подыхающие в нем морские твари.

Дно светилось вовсе не пятнами. Прямо под колодцем, под самой веревкой, начиналась широкая желто-зеленая светящаяся полоса, уводившая в малозаметный уголок воздушного шатра и терявшаяся в нем.

— Не ходи туда, Фафхрд, — попросил Мышелов. Но северянин уже, словно во сне, широким шагом прошел мимо. Рука его, укрывавшая сокровища, постепенно раскрывалась, и добытые из ила предметы один за другим посыпались в него обратно. Подойдя к светящейся тропе, он направился по ней, твердо ступая шипастыми сапогами.