Клинки против смерти

Фафхрд снова хотел расхохотаться, но было ему уже не до смеха. Взгляд этого человека с выпуклым лбом был уже почти невыносим. Друзья тупо взирали в эти холодные, глубоко запавшие глаза. Вокруг в таверне блаженно ржали от одной из любимых шуток. Пьяные стражники завели песню. Игроки в нетерпении требовали, чтобы Мышелов продолжил игру. Хихикающая бабенка в шитом золотом красном платье скользнула мимо, едва не сбросив черный капюшон с бледнолицего. Он и не пошевелился. А Фафхрд с Мышеловом не могли оторвать завороженных беспомощных глаз от двух черных туннелей, что вели друзей вдаль, к страшной судьбе. Нечто более глубокое, чем страх, стиснуло их железной хваткой. Таверна вдруг притихла и расплылась, словно оказалась за многими-многими окнами. Видели они только эти глаза и то, что за ними таилось: одиночество, дрему, смерть.

- Блеклые Берега, - в третий раз произнес человек.

И на глазах всей таверны Фафхрд с Мышеловом поднялись и, не попрощавшись ни словом, ни жестом, направились к низкой дубовой двери. Подвернувшийся под руку стражник лишь ругнулся, когда Фафхрд слепо отбросил его с пути. Немногие смешки и вопросы тут же умолкли - Мышелов не выигрывал, так что все заметили в поступках обоих нечто странное и непривычное. Бледнолицего в черной одежде никто не заметил. Дверь отворилась. Сухо рыдал ветер, что-то гулко хлопало… должно быть, навес над входом. Пыль ручейком скользнула вдоль порога. И за Фафхрдом и Серым Мышеловом захлопнулась дверь.

Никто не видел, как шли они к громадным каменным пристаням, что тянутся от одного края Ланхмара до другого вдоль всего восточного берега реки Хлул. Никто не видел, как отчаливал от пристани оснащенный на севере шлюп Фафхрда под красными парусами, как скользил он по течению, уносящему корабли к шквалистому Внутреннему Морю. Ночь была темной, и горожане сидели по домам. Но на следующий день в городе не оказалось ни обоих приятелей, ни шлюпа с экипажем из четверых минголов, пленников-рабов, поклявшихся служить друзьям до самой смерти, - Фафхрд и Мышелов привели их из неудавшегося похода в Запретный Город Черных Идолов.

А через пару недель в Ланхмар от Края Земли, крошечной гавани, самой дальней на западе, что лежит почти у Внешнего Моря, по которому корабли не ходят, донесся слух: в городок прибыл шлюп северной оснастки, принял громадный запас пищи и воды, непомерный для экипажа из шестерых человек: мрачного рыжеволосого варвара-северянина, молчаливого, сумрачного вида невысокого мужчины в серых одеждах и четверых коренастых крепких и черноволосых минголов. После недолгой стоянки шлюп исчез в лучах заката. Жители Края Земли следили за красным парусом до наступления ночи, качая головами от удивления, - суденышко двигалось невероятно быстро. История эта разошлась по Ланхмару, одни тоже качали головами, другие многозначительно припоминали странное поведение друзей в ночь их исчезновения. И когда недели стали месяцами, а месяцы поползли один за другим, многие стали считать Фафхрда и Серого Мышелова покойниками.

А потом объявился Уурф-мингол и рассказал портовикам Ланхмара любопытную историю. В достоверности ее не было твердой уверенности. Хотя Уурф довольно правильно выговаривал мягкие слова ланхмарской речи, он оставался для всех чужаком, и, когда он отбыл восвояси, никто не мог поручиться, что именно он-то и был в той четверке минголов, что отправились с двумя друзьями в шлюпе северной оснастки. Более того, история его не давала ответа на кое-какие беспокоящие всех вопросы, потому многие и сомневались в ее правдивости.

- Они обезумели, - рассказывал Уурф, - или их прокляли, эту пару: и длинного и короткого. Я заподозрил это еще под стенами Запретного Города, когда они пощадили нас. А тут они взяли курс на запад и все плыли, плыли, плыли, не беря парусов, на рифы, не меняя курса, и Звезда Ледяных Полей все оставалась по правую руку, - и я уверился в этом. Они почти не говорили, почти не спали и не смеялись. О’ла, их прокляли! Нас четверых - Тиивса, Ларлта, Оувенайиса и меня - они словно не замечали, но и не обижали. У нас ведь были с собой амулеты против злой магии. Но мы поклялись быть рабами до смерти, ведь мы - люди Запретного Города и мы не бунтовали.

Мы плыли много дней. Сперва море было пустым и спокойным, только очень маленьким, оно словно подгибалось и на юг, и на север, и на жуткий запад, как будто заканчивалось в часе пути под парусами, а затем стало таким же и за спиною, на востоке. Но громадная ладонь северянина, словно проклятье, лежала на рукояти руля, а сменявшая ее небольшая рука Серого была не мягче. Мы четверо сидели на палубе - работы с парусами было немного - и метали кости с утра до ночи, играли на одежду и амулеты, не будь мы рабами - прозакладывали бы свои шкуры и кости.