Клинки императора

У Кадена неприятно засосало под ложечкой. Прошел почти месяц с тех пор, как он набрел на растерзанную тушу животного, и за это время он приложил все усилия, чтобы выбросить эту сцену из головы. Он рассказал о случившемся настоятелю и всем остальным; после этого ему мало что оставалось, тем более что и Тан ни на минуту не оставлял его без дела. Однако временами, таща очередной камень с вершин по горным проходам, он чувствовал, как неприятный холодок пробегал по затылку, оглядывался – но ничего не обнаруживал. И тем не менее, если Нин созывает всех…

– Что-то произошло? – спросил он.

Патер в ответ лишь сильнее потянул его за край балахона.

– Да не знаю я! Скорее!

Очевидно, от малыша невозможно было добиться чего-то более вразумительного, поэтому Каден постарался замедлить дыхание и утихомирить свое нетерпение. До основных монастырских построек было не так уж далеко.

Обычно утром на немощеном дворе все неторопливо занимались своими делами: монахи исполняли свои дневные труды, послушники таскали в тяжелых железных котлах воду для приготовления вечерней трапезы, ученики спешили с поручениями от своих умиалов, старшие монахи прогуливались по дорожкам или сидели в тени можжевеловых кустов и, погруженные в выполнение своих обетов Пустому Богу, склоняли под капюшонами бритые головы. Обычно утром в воздухе висел тихий гул песнопений, доносящийся из медитационного зала – глубокая басовая нота, его прерывали резкие удары топора возле колоды, где послушники кололи дрова для очага. И хоть монастырь редко когда можно было назвать оживленным, внутри всегда текла жизнь. Однако сегодня Ашк-лан лежал молчаливый и пустой под яростными лучами весеннего солнца.

Совсем другая картина открывалась внутри трапезной. Здесь поместились почти две сотни человек; старшие и наиболее почитаемые монахи сидели на скамьях в передней части зала, послушники в ожидании стояли сзади. В воздухе висел густой запах шерсти, дыма и пота. Хинская дисциплина предписывала избегать любых волнений – едва ли можно было ожидать смятения от монахов, привыкших часами молча сидеть, скрестив ноги, в снегу, но все же Каден видел, что сейчас эти люди взволнованны – впервые за то время, которое он прожил в монастыре. Десятки человек одновременно вели тихие разговоры, на всех лицах были написаны ожидание и интерес. Каден с Патером протиснулись в заднюю часть трапезной, с трудом сумев закрыть за собой деревянные створки дверей.

В нескольких шагах перед ними стоял Акйил, и Каден, поймав взгляд приятеля, начал пробираться к нему через толпу, таща за собой Патера.

– Как продвигается строительство твоего дворца? – спросил Акйил.

– Великолепно! – отозвался Каден. – Возможно, я перенесу сюда свою столицу, когда наконец-то взойду на трон.

– Что? Ты готов отказаться от этой шикарной аннурской башни, к которой твоя семья так привязана?

– Не вижу ничего плохого в честной каменной архитектуре, – ответил Каден и указал рукой на зал трапезной: – Что здесь происходит?

– Сам не знаю, – пожал плечами Акйил. – Алтаф что-то нашел.

– Что именно?

– Только не надо читать мне лекции о важности конкретных деталей. Мне никто ничего не докладывает. Все, что я знаю, – это что Алтаф, Тан и Нин почти все утро просидели, запершись в келье настоятеля.

– Тан? – Каден поднял бровь. Теперь понятно, почему умиала весь день не было видно и никто до сих пор не устроил ему разнос. – Он-то тут при чем?

Акйил устремил на него взгляд, полный страдания.

– Как я только что объяснил, мне здесь никто ничего не докладывает.

Каден собрался было нажать на него посильнее, но в этот момент перед собравшимися монахами встал Шьял Нин.

– Мне ничего не видно! – прошептал Патер.

Каден взгромоздил малыша на свои плечи.

– Три недели назад, – без предисловий начал настоятель, – Каден нашел в горах нечто… необычное.

Он помедлил, дожидаясь, пока собравшиеся утихнут. Шьял Нин был человеком лет шестидесяти, тощим, как палка, бурым, как ствол можжевельника, и сухим, как вяленая баранина. Ему больше не приходилось выбривать себе череп, поскольку тот естественным образом облысел, а в уголках его глаз были глубокие морщинки от постоянного прищуривания вдаль. Когда Каден прибыл в монастырь, настоятель сперва показался ему человеком пожилым, даже хилым, однако долгие часы карабканья вслед за ним по крутым горным тропинкам впоследствии разубедили его в этом представлении. Возраст и худощавое телосложение Нина скрывали энергию, которая проявлялась в его походке и наполняла его голос, ясно и сильно разносившийся по залу трапезной:

– Он нашел труп козы, растерзанной каким-то неизвестным существом. Мы с двумя братьями провели расследование, но не смогли прийти к какому-либо заключению. С тех пор у нас пропало еще три козы. Двух из них Рампури и Алтаф сумели отыскать – обе оказались за пределами обычных пастбищ, и обе были обезглавлены. У обеих был раскроен череп и не хватало мозга. А недавно братья обнаружили тело скалистого льва. В таком же состоянии.