Клинки императора

«Кентом клятый идиот! – выругал он себя, туго затянув ремень и коротким кивком поблагодарив Гвенну. – Кому понадобится тебя убивать, если ты сам готов об этом позаботиться!» Усилием воли Валин отогнал от себя опасения. Какие бы заговоры против него ни плелись, он ничем не мог им помешать, пока болтался в воздухе в своей упряжи. Когда ты пристегнут к птице, остается только отдыхать; поэтому он постарался поудобнее устроиться среди ремней, позволив усталым мышцам немного расслабиться, и отыскать толику того спокойствия, которое всегда ощущал, паря над волнами.

На уровне моря сейчас уже должно было быть жарко и влажно – день стоял из таких, когда рубашка прилипает к спине, а рукоять меча становится скользкой от пота, – однако Лейт вел птицу на высоте тысячи шагов над водой, где солнце грело, не обжигая, а огромные крылья кеттрала предоставляли достаточно тени для Валина, Гвенны и двух других кадетов, пристегнутых и балансирующих на огромных когтях. Он попробовал было закрыть глаза, но из этого не вышло ничего хорошего: перед его внутренним взором тут же встало лицо отца. Или это было лицо Кадена? Все, что он видел, – это золотые радужные оболочки, пылающие ярким пламенем, которые затем заливала хлынувшая из глазниц кровь.

Валин тряхнул головой, отгоняя видение, открыл глаза и принялся заново проверять поясной нож, короткие клинки и пряжку страховочного ремня, снова и снова проходясь по пунктам стандартного летного протокола. Потом, вдруг поняв, что Гвенна продолжает за ним наблюдать, успокоил нервно мечущиеся руки и направил свое внимание на землю и море, дюйм за дюймом ползущие внизу.

Кирины показались уже почти целиком: тонкая цепочка островов, словно ожерелье, брошенное поверх волн. Карш, самый крупный остров в архипелаге, лежал совсем недалеко, чуть-чуть к югу. Валин мог видеть песчаные пляжи, густые мангровые заросли, пыльные известняковые утесы, а также разнообразные строения, входящие в комплекс Гнезда – бараки, столовую, тренировочные площадки, склады – так ясно, словно они были нанесены чернилами на карту. В гавани покачивалось на якоре несколько кораблей – судя по виду, торговый кеч и пара шлюпов, – а почти у него под ногами, направляясь к причалу, резала буруны небольшая яхта с плавными обводами.

Карш был его домом – не только длинные, приземистые бараки, которые последние восемь лет он делил с остальными двадцатью пятью кадетами, или столовая, где он принимал пищу, измотанный и оглушенный после долгого дня тренировок, но весь остров, от скалистых мысов до извилистых протоков в мангровых зарослях. Это было знакомое, даже чем-то родное место, каким для него никогда не был Рассветный дворец. Острова принадлежали ему – до сегодняшнего дня.

После предупреждения эдолийца и известия о смерти отца маленький архипелаг тоже казался изменившимся: незнакомым, опасным, полным угрозы. На одном из кораблей в гавани могли находиться те, кто напал на эдолийское судно и перебил его команду. Один из людей в бараках или в столовой – человек, мимо которого Валин тысячу раз проходил на учебном ринге или рядом с которым трудился на складе, – мог замышлять его убийство. Эти петляющие скалистые тропки были чересчур уединенными, на них было слишком много поворотов и глухих местечек, где человек мог запросто исчезнуть так, что никто не заметит. Тренировки кеттрал предоставляли тысячу возможностей для разного рода «несчастных случаев» – неудачные прыжки с птицы, некачественные боеприпасы, повсюду заточенная сталь… За одно утро его дом превратился в ловушку.

Птица проскользила над широким посадочным полем к западу от гавани, и Валин спрыгнул с когтей. На краю поля его ждала небольшая группка сверстников – кто-то в замешательстве теребил поясной нож, другие открыто рассматривали его, пока он подходил. Среди кеттрал новости распространялись быстро.

Первым вперед шагнул Гент Геррен, качая массивной головой.

– Да уж, плохие дела, – буркнул он, протягивая кувалдоподобную руку.

Здоровяк-кадет был по крайней мере на фут выше Валина и соразмерно шире в плечах. Он был похож на медведя – кудрявая бурая шерсть на предплечьях и груди сплошь покрывала бледную кожу – и обычно бывал примерно настолько же ручным, хотя сейчас казался несколько подавленным.

– Твой отец умел поставить дело как надо, – добавил он, явно не зная, что сказать.

– Большая потеря для империи, – вставил Талал.

Талал был лич и подобно всем личам, старался держаться подальше от остальных. Тем не менее за прошедшие годы им с Валином довелось работать вместе на нескольких учебных заданиях, и у Валина возникло некое осторожное доверие к этому кадету, несмотря на его непонятные и темные способности. В дополнение к черной униформе Талал носил на себе целую коллекцию поблескивающих браслетов, цепочек и колец, его уши были проколоты многочисленными кольцами и лабретами. У любого другого подобные украшения указывали бы на тщеславие и легкомыслие; на Талале сверкание металла выглядело не более беззаботным, чем блеск ножа убийцы.

– Кто-нибудь знает, что там произошло? – вполголоса спросил он.