Клинч за жизнь

Тренер остался закрывать дверь, а я направился на кухню, откуда разило спиртным. По телевизору показывали индийское кино (тренер обожал его даже больше, чем эротику). Я присел и оценил «шведский стол» старика. Привычная картина: полупустая бутылка дешёвой водки, тарелка борща, недоеденная рыба и надкусанный батон хлеба. Под столом валяется пустая бутылка пива, а в холодильнике наверняка есть «сладенькое».

— Ну что, блядей снимаем? — сказал тренер.

Я ничего не ответил. Старик вытащил кастрюлю из холодильника и, слегка раскачиваясь, поставил её на плиту. Он осмотрел каждую конфорку и не раз протёр глаза, прежде чем зажечь одну из них и переместить кастрюлю. Есть я не хотел, но спорить было бесполезно.

— Бухнёшь? — спросил тренер, наливая себе водку.

Я отрицательно покачал головой, а старик произнёс свой любимый тост: «Чтоб хер стоял и бабы были». Он опрокинул рюмку и, скривившись, потянулся за куском рыбы.

— Ну, рассказывай, что пришёл? Думал, сдох твой тренер? Хе-хе-хе. Да я просто отдыхаю, — старик посмотрел на плиту, поднялся и снял кастрюлю с конфорки. Он долго перебирал посуду. Обнаружив подходящую, старик налил в неё борща и, причмокивая, направился к столу. Сделав несколько шагов, мужчина поскользнулся. Он лежал на полу, а содержимое тарелки стекало по его майке.

— Вот те на! — сказал тренер с улыбкой.

Я встал из-за стола. Надо было помочь старику, но мне не хотелось. К тому же тренер был слишком горд, чтобы принять чью-то помощь. Я вышел из комнаты, когда послышался крик: «Подожди!» Если вернуться — ничего хорошего не выйдет. И всё же я вернулся. Тренер отряхнулся, сел за стол и заговорил:

— Ты же поговорить хотел? Так давай поговорим, — старик замолчал и продолжил, когда я сел: — Ты, значит, с этим пидором будешь драться?

— С Идальго. Ты, кстати, тоже едешь. В семь часов у входа в «Титаниум». Помнишь?

— Завтра, что ли? Ну, ты шустряк. Надеюсь, тебе там хорошо забашляют. Не забудь с тренером поделиться.

Я промолчал, а вот старик не хотел останавливаться:

— Не, ну а что, ты же у нас продаёшься. Сначала Удаву продался, его шестёрок в жопу целовал, а сейчас решил подлизать кишинёвским. Горжусь тобой, бля…

— Да неужели? Всю жизнь мне говорил: «Не чемпионом будешь», а сейчас вдруг гордишься? Да пошёл ты. Иди вон Ваней своим погордись. Может, он тебе ещё один зуб выбьет.

Я поднялся и направился к выходу. Позади слышались неуверенные шаги тренера. Из чувства вины я вновь развернулся (вдруг он себе шею свернёт?). Старик нанёс пару размашистых ударов из странного положения. Я легко уклонился, но споткнулся об обувь и упал. Тренер прыгнул на меня, избивая и приговаривая: «Ты меня в моём доме посылать будешь?!» За этим последовал ряд прилагательных и эпитетов, а в конце пожелание перед боем: «Чтоб ты сдох!» Сначала я не защищался. Только смотрел и терпел удары. Потом я скинул тренера и пошёл домой. Болела челюсть и правая часть лица.

Я сунул ключ в замок и собирался войти, когда увидел соседскую семью. Высокий мужчина, его миниатюрная жена и голубоглазый ребёнок выходили из квартиры. Родители не здоровались со мной (как, впрочем, и остальные жильцы подъезда), а вот малыш улыбнулся. Я подмигнул в ответ. Семья, дети… это действительно прекрасно. И в какой момент я отбросил мечты о простом человеческом счастье?

С внутренней стороны обрушился натиск, и дверь мгновенно распахнулась. Толчок был настолько резкий, что я не успел среагировать. Через пару секунд из-за двери протиснулась мать, выкрикивая: «Помогите! Пожалуйста, помогите!» Соседи проигнорировали старуху. А когда мальчик сказал: «Мама, мама, там тётя кричит!», они прибавили темп.

Я затолкал мать в квартиру и, чтобы не ударить, бросил в неё спортивную сумку. Она рвалась к двери, кричала о помощи, звала Викентия. Но Викентия больше нет. Есть только Африка, униженный и опозоренный. Пока я закрывал дверь, мать укусила меня за ухо. Уговоры не остановили бы её — пришлось бить локтем по рёбрам. Она закричала, но больше не лезла. Когда я развернулся, старухи уже не было. С методичностью охотника я шёл по следам безумного зверя и настиг его в зале (она, как обычно, пыталась открыть балкон). Увидев меня, старуха прижалась к стене. Её глаза метались из стороны в сторону. Я подбежал и прикрыл ей рот. Она отбивалась, из-за чего пришлось ударить её пару раз о стену. Одной рукой я крепко держал её за голову, а второй — угрожал ей кулаком.

— Успокойся! Успокойся один раз уже! — крикнул я, раздавая пощёчины. — Заткнись и иди спать, мразь старая!

По моей руке стекали её слёзы. На сухой коже влага смотрелась неестественно. Как ручей в пустыне. Я отпустил её, но от этого припадок только усугубился. Пришлось вызвать «скорую». Врачи прошли к ней в комнату, а я ждал, пока они закончат. В результате мать заснула, а доктора сказали присмотреть за ней. Однако её состояние волновало меня меньше всего. Надо было выспаться перед боем, а я лежал на диване и трясся от злости.