Шардоны бросились вперед, завывая от ярости, которая пылала жарче и голоднее, чем когда-либо, из-за их собственного ужаса. Пылающее голубое сияние, исходящее от меча Базела, наполнило их паникой, такой же парализующей, как и все, что могла вызвать Лейанта. Но более глубокий, мрачный ужас их Госпожи и ее слуг подстегивал их, хлестал плетьми и гнал вперед в безумии рвать на части.
Мечи, сабли и зазубренный топор Хартанга сверкали в свете, льющемся с клинка Базела, и боевые крики скакунов отвечали прожорливому вою волков. Уолшарно прыгнул вперед, направляясь навстречу накатывающей волне атакующих, и они с Базелом были острием клина, вонзающегося в сердце их врагов.
Ужас столкнулся с острой сталью и копытами боевых молотов. Вопли ярости, вой голода, крики боли и хруст стали, рассекающей плоть нежити и дробящей кости нежити, наполнили ночь. Десятки более чем смертных демонических форм бросились вперед в почти бессмысленном голоде, и их было слишком много. Один из жеребцов Беар-Ривер закричал, когда его потащили вниз, полторы тонны боевой ярости утонули под волчьей стаей, которая рвала, раздирала и кромсала.
Другой скакун споткнулся и упал, сбросив своего всадника. Скакун вскочил на ноги, визжа от ярости и ненависти, когда три шардона обрушились на его всадника. Сабля всадника ветра отчаянно сверкнула, и один из шардонов закричал, когда лезвие перерубило ему позвоночник. Он упал, корчась в агонии, но двое других справились. Всадник ветра умер без звука, когда клыки разорвали его горло, а его брат-скакун сам закричал, как демон. Он встал на дыбы, сокрушая убийц, а затем снова закричал, когда волчья волна накатила и на него.
Топор Хартанга обрушился вниз подобно удару молнии, сверкнув эхом синего пламени, вырвавшегося из меча Базела. Шардон взвизгнул в агонии, когда сверкающая сталь пронзила его насквозь, и он обнаружил - мимолетно - что его можно убить. Меч Гарнала вспыхнул тем же светом, когда он потрошил другого неестественного волка, и боевой конь Брандарка взвыл от ужаса, когда еще один шардон бросился на него. Кровавый Меч дернул его голову в сторону, отводя ее от атаки, и нанес удар своим мечом. Его клинок не разделял голубого пламени присутствия Томанака, но его цель была отброшена в сторону, обезглавленная и брыкающаяся. Он не был "мертв", но, с другой стороны, на самом деле он тоже не был "живым", и он, пошатываясь, поднялся на ноги, пытаясь изобразить пародию на жизнь, когда волна битвы захлестнула его.
- Томанак! Томанак!
Глубокий горловой раскат боевого клича Базела прорвался сквозь отвратительный шум, заглушая все остальные звуки, эхом разносясь по ночи, как боевой рог бога, которому он служил. Они с Уолшарно сражались как одно существо, настолько тесно слитые воедино, что ни один из них не мог бы сказать, где заканчивались мысли одного и начинались мысли другого.
Огромный меч Базела, пять футов и более с голубовато-сверкающим лезвием, был двуручным оружием для любого простого смертного, но он орудовал им одной рукой, как будто он весил не больше фехтовальной рапиры, и любой шардон, попавший под его удар, был обречен. Тот же самый свет сиял вокруг Уолшарно, и каждое переднее копыто было сердцем лазурного взрыва, когда он обрушивал его на землю. Не было никаких признаков обычной неуклюжести Базела в седле - не сейчас. Он был частью Уолшарно, а не просто всадником, и они вдвоем непоколебимо двигались к вершине холма, на которой пылал погребальный костер Лейанты.
Джергар заставил себя выпрямиться и оторвал взгляд от безымянной травы, где погибла Лейанта, и страх, столь же темный, как и все, что когда-либо проецировала маг-нежить, пронзил его. Ничто и никогда не наводило его на мысль, что то, что только что произошло с ней, вообще возможно. И если Базел мог это сделать...
Нет! Джергар злобно встряхнулся. Это были скакуны, стремившиеся отомстить своим убийцам, как и все, что сделал Базел! И теперь, когда он знал, что произошло, он мог справиться с этим. Он был хозяином этих проклятых душ, и он бил их с раскаленной добела силой, выкованной из всей его ярости и паники. Не было времени как следует насладиться их безмолвными криками агонии, но он вернул их силу под свой контроль. Даже тогда он чувствовал, что они борются с ним, побежденные, но не покоренные, и все же они не могли противостоять ему, когда он глубоко использовал свои запасы испорченной энергии.
Он оторвался от этой короткой, титанической борьбы, и его зеленые глаза расширились от недоверия. Его враги глубоко проникли в его внешний периметр, прокладывая себе путь через бушующее море шардонов. Это было невозможно. Базел мог быть защитником Томанака, но остальные были простыми смертными. Они должны были стать мякиной в печи, легкой добычей, но это было не так.