Клятва разведчика

Он был старше её на четырнадцать лет,
Она младше была на четырнадцать зим…
…Почему ей достался тот лишний билет
И зачем она взглядом вдруг встретилась с ним?
Почему он вернулся за папкой для нот,
Хоть всю жизнь без конца уходя — уходил?
Это знает, скорее всего только тот,
Кто рукою его
водил…
Ты для меня — солнечный свет,
Я для тебя — самый-самый!
Мы проживём тысячу лет —
И на земле и под небесами…

Я пел, открыто глядя на Юльку и улыбаясь ей.

Он был старше её на пять тысяч ночей,
Она младше была на пять тысяч утрат…
Но не сможет понять никакой казначей,
Почему они вместе проснулись с утра?
Почему он вернулся за папкой для нот —
И остался, понять ничего не успев…
Но случайности нет — это выдумал тот,
Кто ему подсказал
припев…
Ты для меня — солнечный свет,
Я для тебя — самый-самый!
Мы проживём тысячу лет —
И на земле и под небесами…
Он был старше её на четырнадцать лет…
Он был старше её на пять тысяч ночей…
Он был старше на семь миллионов минут…[30]

Странно и интересно было видеть, как они слушают мои песни. Я ничего не имел против песен этого времени — и раньше не имел, а тут они мне стали даже и нравиться. Но, видимо, чего-то всё-таки не хватало в бодрых песнях тридцатых, раз ребята и девчонки (да и взрослые бойцы, иной раз, и сам непоколебимый Илмари Ахтович — правда, он всегда вздыхал и говорил в конце: «Ты символист, Борис, а не советский пионер!» — но потом заказывал, когда мы сидели в землянке, чаще всего «Пацанов» Шевчука) слушали полупонятные строчки о группе крови на рукаве, о мёртвом городе, который хоронит свои голоса, об эхе в горах, поющем голосами друзей-мальчишек, о том, что я тебя никогда не забуду и никогда не увижу… Звали по вечерам то к тому, то к другому костру под плотные навесы, просили немного стеснённо: «Спой-ка какую из своих, а, Бориска?..» Тётя Фрося, например, полюбила слушать… «Крылья» «Наутилуса», хотите верьте, хотите нет. И почему-то всегда всхлипывала под неё. Уж не знаю, какие там у неё были ассоциации…

А я и пел-то всё это только для Юльки. Даже если её не было рядом. Правда иногда думал: ну не все же погибнут. И лет через пятьдесят какой-нибудь дедок будет уверять, случайно услышав магнитофон своего внука, что это пел в отряде такой парнишка — Борька Шалыгин по прозвищу Шалыга; небось сам и сочинял, а теперь эти молодые-наглючие его обобрали…

Смешно. «Не тот ли вы Володька Высоцкий, с которым мы выходили из-под окружения под Оршей?..»

— Юль, — сказал я негромко, — пошли погуляем?..

…Мы шагали босиком по галечному дну ручья, держа обувку в руках.

— И такой аппарат — на нем считать можно, в игры играть — ну, в шахматы, например, и кино смотреть, какое сам закажешь, и книжки писать и читать. Компьютер называется. Он почти думать может.

— Как человек?

— Ну, не как человек, конечно… Это фантастика, как в «Луне», которую я тебе рассказывал… А на кухне — всё с машинами, с электрическими. От мясорубки до печки…

— Ну, это сколько же тока нужно?

— А это вообще не проблема… Тот идёт по проводам от здоровенных электростанций. Они на нефти работают.

— Так здорово всё рассказываешь — как по правде, — Юлька улыбнулась задумчиво, покачала ботинками. — Неужели так будет?

— Фашистов разобьём — и будет, — сказал я. — Обязательно.

Мы дальше пошли молча. Мне расхотелось говорить, потому что вспоминалось и другое — вся грязь, которая, как мне временами казалось, переполнила моё время. До такой степени, что до вступления в дружину мне иногда просто хотелось умереть — это было не так страшно, как жить. А Юлька просто шла, подфутболивала воду и чему-то улыбалась задумчиво. И мне совершенно не верилось, что идёт война — страшная, тяжёлая, что каждую секунду гибнут люди… Потому что мне-то было… хорошо. И всё тут, хоть режьте.

Наверное, поэтому я остановился и взял Юльку за руку. Она посмотрела, но руку не отняла. Я, не сводя с неё глаз, встал на колени в ручей и медленно поднёс руку к губам. Коснулся её — рука была прохладная, я задержал губы, потом провёл её рукой по щеке и прижался, закрыв глаза. Журчала вода, надрывались птицы. Юлька тихо дышала, ничего не говорила и не делала.