Клятва разведчика

— Вот, девки, смекайте, на что мужики годны. Кровь друг другу пускать — и всё. Да если б взяли меня да какую фрицевскую мать, посадили б рядом друг с другом и спросили: «Хотите, чтоб ваши дети друг в друга железками тыкали?» Да разве б мы согласились?

— Ты и не согласилась бы, — подал голос Хокканен. — А у них разные есть…

— Бреши, Ахтыч, — отмахнулась рукой тётя Фрося. — Никакая мать своему сыну смерти не пожелает.

Интересный разговор остался без продолжения. Явились наши ребята, притащившие с собой кучу блокнотных листочков и короткий список неграмотных. Мы с Сашкой перемигнулись и ушли на крыльцо.

— Внимательно надо смотреть. — Сашка разложил на колене донесение. Я молча кивнул и стал перебирать листки, передавая их Сашке. Текст был короткий, почерки разные, в глазах рябило, и мне внезапно захотелось бросить свою идею, а ещё больше захотелось, чтобы похожего не было. Но Сашка уже отложил два листка… и как раз когда он откладывал второй, я задержал очередной в руке и сказал:

— Вот.

Сашка вырвал листок у меня из рук и замер.

— Да. — Он поднял на меня глаза и прикрыл их, тяжело выдохнув: — Я так надеялся, что он убит.

Витька Покалюжный, партизан из 1-го взвода, запираться не стал — он только увидел два лежащих рядом на столе листка и сел на лавку, свесив голову. Олег снял с него карабин и ремень — тот не сопротивлялся, лишь глухо сказал:

— Пощадите… я не за себя…

— Ты ж, это, с самого с начала с нами. — Мефодий Алексеевич налил себе ещё кипятку. — Так, это, ты уж ушёл как агент или, это, потом завербовали?

— Потом… — Витька, ещё совсем молодой мужик, передёрнул плечами. — Я жене сказал, что на заработки пойду… И как они прознали — ума не приложу… В конце декабря, как за дровами ходил, прямо возле лагеря подловили… Ну и… Говорят, жену твою повесим, сына — в Германию, ему год всего, он про тебя и знать забудет… Пощадите, товарищи…

— Рассказать не мог? — Хокканен откашлялся. — Мы бы и жену и сына сюда, в отряд…

— Не выжили бы они, — тоскливо ответил Витька. — Рази ж это жизнь… не выжили бы…

— И ты всё это время, это, — докладывал? — спокойно спросил командир.

Агент кивнул:

— Да… Тайники только менялись… А так я фрицев больше и в глаза не видел…

— Гад!!! — вдруг крикнул Ромка, слетел с лавки, подхватил свой карабин и в упор бабахнул в Витьку. Промазал, тот дёрнулся всем телом, но остался неподвижен. На Ромку навалились ребята, но никак не могли его скрутить, он колотился уже в настоящем припадке и что-то кричал — я понял, что вжался в стенку и с трудом сумел расслабиться и отвести глаза от бьющегося в руках наших мальчишки с безумным лицом. Зинка в конце концов взяла его на руки, как маленького, и начала укачивать.

— Ну что тут сказать. — Мефодий Алексеевич оставался совершенно спокоен. — Это. Гад.

— Гад, гад, гад… — закивал головой Витька.

— Но, это, гад не сам по себе. — Мефодий Алексеевич вздохнул. — А, это, произведённый в гады, это, всё ж не то… Семью твою мы, это, вытащим. Сейчас ты, это, с фрицами общаешься?

— Сейчас нет… приказано было, если отряд уцелеет, ждать, пока на базу станем…

— Ясно, это, дело… Вот тогда и будешь им слать донесения. Какие я скажу.

— Заподозрят, если мои в лес уйдут… — Он впервые вскинул голову, и глаза ожили надеждой.

— Так обставим, что, это, не заподозрят. Ты им вон, это, какую услугу оказал. Считай, весь отряд, это, на блюдечке… Только, это, чего не вздумай — вешаться или, это, стреляться! — повысил голос командир. — Вину, это, искупать надо. Никто, кроме нас, вот, это, кто тут, про это больше ничего и не узнает… Иди. Это, оружие ему отдайте…

— …Как думаешь — правильно?

Я ждал, что Сашка ответит сразу и безапелляционно: «Нет!» Но он сорвал стебель чертополоха, хлестнул им по сапогам, пожал плечами:

— По-человечески — неправильно… и правильно тоже… А по-командирски — правильно со всех сторон… Я, Борька… — он посмотрел на меня и понизил голос, — если бы вдруг мамка оказалась живая… и мне вот так…

— И ты?.. — Я затаил дыхание.

— Я бы застрелился, — так же тихо сказал Сашка. — А ты?..

К счастью, мне не пришлось отвечать на этот страшный вопрос. Мефодий Алексеевич окликнул нас с крыльца, но потом махнул рукой и подошёл сам:

— Это… дело вот какое, — вздохнул он. — Надо нам, это, в родные места подаваться. Это мы кругаля дали, а все фрицы знают, это, где мы… Со следа их, это, сбить надо. Одна группа, это, пойдёт лесами путлять, да, это, с шумом, с громом, это… А вторая — это, большая — тишком обратно, это… Там они нас, это, не сразу и искать подумают…

— Ясно, — сказал я. — Со следа немцев мы сбивать будем.

Командир вздохнул вновь.

— Поперёк сердца мне это дело, — признался он. — А только, это, остальные — девки-бабы, раненые или те, кого, это, ну никак терять нельзя… И ещё одно, это, есть…