Клятва Примара (Дерзкая - 2)

Когда я выходила в холл, Бертан решительно проследовал к матери. Страшась, что меня завернут с полпути давать объяснения, я попросила одного из офицеров помочь донести мальчика, и мне, таким образом, удалось быстро добраться до комнат Бэста. Оставшись вдвоем со спящим малышом, я раздела его и уложила в постель. Меня мучил вопрос, что происходило сейчас там, у Даррины.

Признаться, то, что предателем оказался Марсен, не было для меня таким уж поразительным фактом. Просто я на несколько секунд забыла, что он не сможет меня узнать, и поэтому испугалась. Но зато это будет ударом для моих друзей, если это суждено им когда-нибудь узнать. Я вдруг поняла, что они, скорее всего, об этом никогда и не узнают. Они просто не смогут довести дело до конца. Они все погибнут, так как их заблуждение страшно укоренилось и никакими намеками нельзя заставить их узнать истину. А мне даже и намеков было не сделать, не то что предоставить им неоспоримый фактический материал.

Впервые после своего воскрешения я прокляла свое несовершенство. И впервые за всю свою жизнь я прокляла Юрку. Юрку, который всегда был для меня кумиром, самым лучшим, самым родным и надежным человеком. Он больше не был самим собой: он не только не приструнил бывшего иерарха, но и еще и не рассказал мне правды. Как я могла безоговорочно принимать обширные Юркины планы за чистую монету? Я никогда не считала себя глупой. Мог ли Юра обмануть меня? Получается, что мог?

Но я понимала: все дело рук Виллена. И никто не мог даже представить, что сейчас творится в той половинке Юркиной души, которую я любила. Если бы я только могла помочь! Но сейчас это было не в моих силах…

Я жаждала предупредить друзей об опасности и избавить брата от присутствия подлой чужой личности в его душе. Но злость, кипевшая во мне от бессилья, ничего не могла изменить!..

— Катерина, ты что?! — раздался удивленный шепот Бэста. Мальчик сидел на своей постели и в ужасе смотрел на меня.

— А что?

— Ты воешь, как… как волк!

— Мне очень скучно и тоскливо, вот и вою… — мне было неловко за собственную неосторожность. Хорошо еще, что Бэст не мог прочитать то, что творилось внутри меня.

— Хочешь, я поиграю с тобой? — спросил озабоченный малыш. Он был добрым и отзывчивым мальчиком, и поиграть с другом — это был самый эффективный в его глазах способ помочь и избавить от тоски и плохого настроения.

— Тебе пора спать… — возразила я, но мой мозг зацепился за слово «поиграю». Что если… — Хотя давай поиграем… в сканерскую школу!

— А как это? — заинтересовался Бэст.

— Ты будешь сдавать экзамен на чин главного сканера иерархии.

— А с кем я буду работать? — серьезно спросил мальчик.

— Ну, помнишь, ты играл раньше с теми людьми, что сейчас сидят в лесу…

— Да.

— Вот, я буду задавать тебе задания, ты будешь отвечать на мои вопросы и исполнять задачи, а в конце я решу, выдержал ли ты экзамен.

— Тогда мне надо снять сережку, чтобы все было честно! — оживился Бэст.

— Нет-нет, я знаю, что ты и без сережки отличный сканер, но нужно, чтобы все было, как в жизни, а в жизни профессионалы пользуются усилителями…

— Хорошо, я готов! — Бэст сел, выпрямился и закрыл глаза, как настоящий сканер, готовый к визуальному контакту. — Слушаю задачу.

— Найди этих людей, которых ты исследовал раньше. Нам нужен человек, от которого веет холодом, как от Бертана.

— Нашел, но их двое, — объявил Бэст.

— Мне нужен тот, что старше, тот, что хромает…

— Да, вижу его… Он один в какой-то комнате… Подходит к постели… Ложится…

— В каком он состоянии? В смысле, как он себя чувствует?

Бэст некоторое время молчал. И я уже решила, что у нас ничего не получится. Но дело было, наверное, в том, что Бэст с трудом формулировал свои мысли. Он знал, что взрослые трудно понимают его беспечную трескотню и старался на экзамене, пусть даже в игре, казаться взрослым. А ему было всего лишь около семи лет. И, как мне теперь стало казаться, он очевидно похож на Марсена. Только невероятная сила его сознания, увеличенная волшебными бусинками, была по-видимому всетаки генетическим подарком матери.

Наконец, Бэст заговорил:

— Этот человек… Он чуть не плачет… То есть, слез у него нет, но он очень хочет заплакать… Еще он чувствует… ну, так бывает, когда обманешь кого нибудь, а потом очень об этом жалеешь, но страшно признаться…

— Стыд?

— Да, да! Ему стыдно… Еще у него что-то сильно болит… Все, пожалуй, больше сверху ничего не видно, — заявил Бэст.

— Отлично, малыш! — я старалась, чтобы голос мой не дрожал. — Давай, полезай вглубь, прощупай его, только осторожно. Не надо, чтобы он заметил.

— Но он заметил, уже заметил, — прошептал Бэст.

— И что он делает?

— Беспокоится. Но не очень. Потому что ему больно. Это его отвлекает… Я вхожу вглубь… Ой… — Бэст испуганно вскрикнул и замолчал.

— Что случилось, малыш?!

— Я никогда такого не чувствовал! У него… У него две души!

— Как это?