Клятва при гробе Господнем

— Не знаю отчего, отец Исидор, но, напротив, тяжкое чувство скорби отягчает мою душу. То, что совершилось перед вторичным пришествием нашим в Москву, никогда не выходило из головы моей ни в трудах брани, ни в торжестве победы. Поверишь ли ты, что когда отец мой, старый и дряхлый, въезжал ныне в Москву со скорбящим братом моим, в закрытом возке, без плесков и ликований народных, мне казалось, что я провожаю — не на лихое будь сказано — погребальное шествие отца и брата! И что такое победа наша? Недоверчивость и опасение существуют между нами и жителями Москвы: вижу, что только головы их, а не сердца, покорны нам. Такая же недоверчивость видна между князьями другими и нами. Они все явились к отцу, когда он овладел Москвою в первый раз, но теперь их нет. Как будто боясь, что одна победа может передать снова престол Василию так, как одна победа передала оный из рук его нам, князья ждут, пока родной не погубит вконец родного, и тогда придут они, на трупе одного поздравлять другого победителем. По неволе, из-под меча, Ярославский князь был с нами; недавно прискакали в Москву буйные князья Верейский и Можайский, задушевные друзья брата, похвастать, попировать, погоняться на охоте. Но более нет никого — все, как будто точат мечи на досуге, и мы живем в Москве, как будто на временном ночлеге. Что за жизнь, если князь, ложась спать, кладет меч под подушку! Что за власть, если первая неудача в бою заставляет его бежать из своей столицы!

"Напрасно, князь, мыслишь ты, что битва не есть высшее решение победодавца Бога. Он решает судьбы владык в боях и возводит, и низлагает их мечом, да все познают, что Он всесилен, судьбы Его непреоборимы и против них бессилен ум человеческий, и в единый час мечом-решителем низвергаются годы мудрования, по воле Господней".

— Хороша победа над врагами, добр бой, когда он ведет за собою тишину и благоденствие. Но, с горестью думаю я, что благословения нет над битвами нашими, ибо, кто враги наши? Родные! Кто гибнет в усобице нашей? Люди, Богом нам вверенные! И где конец битве? Василий снова тревожит теперь пределы Нижнего, к нему снова стекаются дружины, и завтра мы выступаем снова из Москвы, пойдем преследовать его, губить, искать живота его…

"На нем и будет грех, если он противится воле Бога и уставу отцов".

— Но тот, кому он противится — едва дышит от дряхлости! Дай Господь здоровья родителю, но — умри он, когда дядя Константин примет монашеский сан — Василий должен наследовать престол Великокняжеский, и не остановит ли тогда совесть меча, на него поднятого?

"Престол должен отныне укрепиться в роде вашем, князь…"

— Но тогда, где же устав отцов? Да и в каком роде? Брат Василий был бездетен в браке своем.

"Он опять вступит в брак, или — ты старший по нем…"

— Я? Молитва моя, да продлит Бог живот отца и брата. Если же Бог повелит мне пережить их, чего я, право, не желаю и Богом клянусь в этом — мне, в старости лет, после жизни, проведенной в смятениях и усобицах, мне сесть на престол… — Шемяка горестно улыбнулся.

"Все от Бога, князь! Верь, что судьбы Его правят все на земле".

— Конечно от Бога, отец Исидор, — отвечал Шемяка, задумчиво срывая травку у ног своих, — и это былие без Его власти не произросло бы, но кто уведает судьбы Его? И от Бога ли наши злые страсти, наши житейские смущения и помыслы? Если за грехи предка Бог казнит потомка даже до седьмого колена, то, может быть, на роде нашем лежит тяжкое Его наказание, и еще не очистилось оно двухвековым страданием Русских земель, и от того кипит усобица, и ни одно доброе произрастание не прозябает в душах наших? Неужели ты думаешь, что я могу без скорби смотреть на унижение самого Василия! Говорят, что он хочет бежать в Орду, когда будет еще раз побежден. Родной наш будет искать хлеба у поганых; князь Великий будет нижаться перед ханом, когда труды деда, кровь предков положены были, да падет наконец сие унижение! Жаль, что я не умею высказать всего, что скрыто в душе моей… Знаешь ли ты, отец Исидор, как ничтожно кажется все это величие, когда порассмотришь его пристальнее, вблизи?..

"Оно не ничтожно, если Бог ставит его над жребием всех людей…"

— Я не то хотел сказать. Тогда человек благословен от Бога, когда он каждый день говорит в молитве: "благодарю Тебя, Господи! за протекший день и молю даровать и наступающий таков же, как протекший!.."

"Кто же более князя имеет право говорить так?"

— Я, — сказал Шемяка, задумываясь, — я — признаюсь… не говорю этого…

"И согрешаешь пред Господом! — возразил Исидор. — Тебе ли, сыну первого из русских князей, роптать на жребий свой?"