«Боярин! повторяю снова, что твои пользы неразлучны с моими».
– Ради Бога: настоять на том, чтобы родитель твой учредил отдельный совет и прогнал всю эту вздорливую толпу.
«Да!»
– Новгороду поход, Василию тюрьма, боярам его суд, со всеми другими пока мир, и ты соправитель отца.
– Конец ли моим заботам? – пробормотал Иоанн, оставшись один. – Теперь, когда все думают, что я превознесен честию и славою, меч судеб, может быть, висит на волоске над моею головою! Нет, Иоанн! не успокоиться видно тебе до могилы! Тщетно собираешь ты – кто подкрепляет тебя? Только Косой может еще несколько понимать твои предприятия; но его дерзость, гневливость, неопытность.. Горе, горе! А Шемяка? А Красный?.. Они ни к чему не годятся: один воин, другой монах! Несмотря на младость Василия я видел в нем признаки отцовского нрава… Теперь поздно возвращаться… О София, София! Для чего погубила ты себя и – меня!
Он вздохнул, отворил маленький поставец и налил в небольшую рюмочку из серебряной фляжки драгоценного и редкого тогда напитка. Это была:
В это мгновение, по задним дверям, вдруг вошел к боярину Иоанну Гудочник.
– Насилу ты, приятель, приплелся, – сказал боярин. – Добрые ли вести? Говори скорее!
«Если весть об измене можно назвать доброю, – сказал Гудочник с улыбкою, – да! Через час – письменное свидетельство вероломства его будет в руках твоих».
– Старик! я построю монастырь и ты будешь игумном в этом монастыре, чтобы лучше отмолить грехи.
«Шутишь, боярин! Ты обещал мне также сказать добрую весть?»
– Твое дело кончено, – отвечал боярин, немного подумавши, – да, кончено: князья согласны и добрый старик Юрий не спорит. Хоть завтра можешь ты отправиться в Новгород к твоему любимцу Василью Георгиевичу и позвать его на княжество.
«Ты поспешил исполнить», – сказал Гудочник, внимательно смотря на боярина.
– Ты видишь, что теперь и жить-то спешат, – отвечал боярин, отворачиваясь. – Особливо нам с тобой – долго ждать не должно! Вручи мне письмо Морозова и я обменяю его грамотою на Суздальское княжество. – Боярин остановился, как будто собираясь с силами. Гудочник не переставал смотреть на него пристально.
– Вот тебе Бог порукою и Пречистая его матерь! – сказал наконец боярин глухим и дрожащим голосом.
«Бог страшно карает клятвопреступников! – сказал тогда Гудочник твердым голосом. – Благодарю тебя за весть твою, но скажи мне, боярин: от чего же Косой и вчера еще думать не хотел?»
– Разве Косой княжит в Москве? – сказал Иоанн угрюмо.
«Разве Юрий княжит в Москве?» – повторил в свою очередь Гудочник насмешливо.
– Я! – воскликнул Иоанн с нетерпением.
«А ты? – отвечал хладнокровно Гудочник. – Полно, так ли боярин? Ты мог бы отпилить голову Морозова и без письма его, если бы ты княжил. Боярин, боярин! то, что изрек ты мне – дело великое, а ты так легко все это выговорил! Бог страшно карает клятворушителя!»
– Я и без тебя знаю, что он карает, – вскричал с досадою Иоанн, – и сдержу клятву свою –
– Нет!
– Письмо Морозова!
«Грамоту Василию Георгиевичу – только грамоту – и более ничего нам не надобно, ни людей, ни денег!»
– Дерзкий старик!
«Гордый боярин! Ты должен был наперед знать, с кем ты имеешь дело! Не бывать плешивому волосатым, не взойти песку хлебом и не провести тебе меня! Поди, узнай, что ты еще не знаешь, спроси в чьих руках будет печать великокняжеская и кто засядет первым в думе Юрия? Товар у меня налицо – я готов продать его – от тебя все это зависит – и через час письмо Морозова будет в руках твоих!»
Он начал тихо отступать к двери, оглядывая боярина с головы до ног. Свирепо оглядывал его также боярин Иоанн. Видно было, что это два опасные соперники и что равно страшились они друг друга.