Клятва на мече

– Ну вот что, – раздельно произнес Сергей Павлович. – Ты просил, чтобы я тебя выслушал. Я выслушал. В блуждающих духов я не верю, уж прости.

– Вот как. Чему же ты веришь?

– Фактам. Козаков утверждает, что пришел к Кларовой в девять. Даша показала, что Светлана ушла от них быстро (засмущалась), и было это в половине десятого. Что же получается, она сидела и глазела на влюбленную пару целых полчаса?

– Нестыковка, – пробормотал Колесников. – Но она объясняется, я уверен… Мне только надо подумать. Чуточку!

И – исчез, будто растаял в воздухе.

Козаков, само собой, не спал. Лежал на разобранной постели, закинув ноги в ботинках на спинку кровати. Жорж Сименон карманного формата в мягкой обложке совершенно терялся в мощных ладонях. Игорь Иванович вошел в номер, подошел к кровати и тихонько тронул соседа за плечо. Тот подпрыгнул от неожиданности:

– Тьфу на тебя!

– Чего пугаешься?

– А, – Козаков махнул рукой. – Атмосфера, будь она неладна.

– Комиссар Мегрэ?

– Да ну. Действительность похлеще.

– Мне нужно кое-что спросить.

– И ты туда же, – обреченно вздохнул Козаков. – Быстро вы спелись с другом детства! Он меня уже допрашивал. Если интересно, попроси протокольчик.

– Я хочу узнать о другом. Даша рассказывала, как она познакомилась с убитыми?

– Ну, допустим.

– Когда это было?

– В то утро, когда они поселились. Те две женщины, я имею в виду.

– Что именно она рассказала?

– Ничего особенного. Встретила, мол, у конторки двух «теток» (ее выражение). Поговорили, познакомились.

– Номер комнаты не назывался?

– Нет, сказала, второй этаж.

Игорь Иванович в волнении присел на кровать.

– А Даша их как-нибудь описывала?

– Многого от меня хотите, господин комиссар. – Козаков нахмурился. – Одну она не разглядела, а вторая – красивая, молодая, моложе мамы, добрая, глаза печальные… Да пусть твой следователь у Даши спросит. Или сам спроси.

– Спрошу, – пообещал Колесников. – Скажи, а ты действительно пришел к Кларовой в девять? Не позже?

– Минут разве что пять десятого. Она пасьянс раскладывала.

– Ты и это запомнил?

– А то как же. – Козаков мечтательно улыбнулся. – Представь: утро… медовое, теплое, береза в открытом окне…

– Да ты поэт. А окно, значит, было открыто?

– Вроде… А возле окна – стол, покрытый скатертью (они с собой привезли), на скатерти – веером – карты. Ниночка в сарафане, на плечах – яркая шаль… Цыганка, одним словом. Роковая женщина.

– Карты веером? Ты же сказал, она пасьянс раскладывала?

– Это потом, когда я пришел.

– Да, – протянул Игорь Иванович. – А убийца-то уже был в санатории.

– Я-то здесь при чем, мать твою?

– И что она тебе нагадала? Козаков пожал мощными плечами:

– Что обычно говорят в таких случаях? Любовь, дама, король (муж дамы, надо полагать), казенный дом, дальняя дорога… Ах, пардон, казенного дома не было. Ни в этот раз, ни в следующий.

– Она два раза раскладывала?

– Ну да.

– И все без казенного дома. Повезло тебе.

– А следователь-то меня подозревает, – хмыкнул Козаков.

Игорь Иванович вдруг рассмеялся:

– Кабы ты знал, из-за чего именно попал под подозрение!

– Из-за чего?

– Из-за казенного дома, который тебе не выпал.

– Шутишь?

– Нет, серьезно. Если бы не пасьянс и не наша с тобой партия в шахматы, ты уехал бы отсюда в наручниках.

– Составили словесный портрет мужчины. – Следователь прокуратуры Ляхов положил на стол карандашный набросок. – Его запомнили капитан и двое пассажиров на «ракете».

– Почему капитан?

– Ему нужно было на берег. Столкнулись на сходнях.

Туровский внимательно посмотрел на набросок и отметил несомненные способности неизвестного художника. Да, это был тот мужчина, которого он видел вчера на скалах. Нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, худая жилистая шея, челка закрывает покатый лоб. Кое-какие детали, конечно, расходились, но в общем и целом…

– Нужно объявить розыск… А девушку, которая была с ним, установили?

Ляхов покачал головой:

– Ее никто не запомнил. Каштановые волосы, бело-оранжевая ветровка… Этого мало.

– Ну да, – согласился Сергей Павлович. – Ветровку долой, волосы заколоть повыше – никто не узнает. Но почему я не видел этого мужчину рядом со Светой – понять не могу.

– Видимо, они вошли на «ракету» поврозь. Сначала Светлана… А убийца следил за ней, хотел покончить с девочкой на берегу, но заметил вас. Вы ведь сразу уехали, не стали ждать, пока «ракета» отойдет?

Туровский покачал головой:

– Торопился, старый дурень… Во что он был одет? Рюкзак при нем был? Палатка, снаряжение – это же надо куда-то спрятать.

– Рюкзака не было. Одет был в темные брюки. Пиджак более светлый, не новый. Серая рубашка без галстука. Где сошел – никто не видел.

Светлана, будто живая, стояла перед глазами. И Тамара, и Наташа Чистякова. И еще будут теперь каждую ночь сниться родители девочки, которых он сегодня (уже сегодня!) повезет в морг на опознание. «Посмотрите внимательно. Это ваша дочь?» Глухой удар об пол… «Нашатырь! Скорее!» А потом – снова пытка: «Ваша дочь? Ваша?»

«Да… Но вы, Сергей Павлович, вы-то – живы… Девочек нет. Бима нет. А вы-то почему есть?»

И – не ответишь.

Ляхов осторожно, будто желая успокоить, дотронулся до локтя.