Читаем Клятва на мече полностью

Он сосредоточил взгляд на лезвии меча. Несколько мгновений – и Къюнг-Ца с изумлением увидел, как клинок, сработанный лучшими мастерами в кузницах Нъяка, вдруг закурился легким белым дымком и со звонким щелчком сломался пополам.

– Это мое последнее колдовство, – сказал Таши-Галла и с презрением зашвырнул обломки в кусты. – Я больше не маг. Я не стою у тебя на дороге – не стой и ты на моей.

И, повернувшись спиной, пошел прочь. Къюнг-Ца посмотрел ему вслед, потянулся к валявшемуся на земле луку, наложил на тетиву стрелу. И тут же понял, что выстрелить не сможет. А если и найдет в себе силы натянуть тетиву, стрела все равно не найдет цель, до которой всего-то несколько шагов. Как и в первый раз.

Сидя у себя дома, лама Юнгтун Шераб видел все, что произошло, правда в несколько другом измерении. Его бывший ученик представлялся ему ярким и чистым голубым пятном, будто человеческая фигура была закутана в саван. Видел он и черный вихрь боли, охвативший Къюнг-Ца – не боли от удара в ключицу, а другой, более сильной…

Один из учеников, принадлежавший к кругу Посвященных, бесшумно возник за спиной.

– Вы отпустили его, Учитель? – тихо спросил он.

– Дети Шара могут находиться где угодно, – проговорил Юнгтун Шераб, не открывая глаз. – В любой из трех обителей. Они могут забыть, кому они принадлежат. Но однажды Шар призовет их – и они придут. Таши-Галла ощутил свободу… Что ж, тем больнее будет возвращаться в клетку.

<p>Часть 2</p><p>ЧЕРНА ДУША…</p><p>Глава 5САНАТОРИЙ</p>

«Ракета», судно на подводных крыльях, мерно урчала, на широкой реке не было ни малейшего ветерка, и гладкое монотонное движение навевало дремоту. Стоял конец августа, пора ласкового тепла, природа готовилась к буйству красно-оранжевых красок – для людей это означало красоту золотой осени, а для самой природы – предвестие долгого зимнего анабиоза.

Многие пассажиры дремали в креслах, лишь некоторые, кому путешествие было еще в диковинку, глазели в широкие окна на водную гладь, песчаные пляжи и серые скалы вдалеке, поросшие лесом. В углу на рюкзаках пели в шесть голосов под две расстроенные гитары:

Две туфельки по узенькой дорожке

Летят, как тополиный пух.

А ножки-то, а ножки-то, а ножки!

Погладишь – перехватывает…

«Ракета» трубно загудела. Так и не узнаешь, что там перехватывает. Туровский прикрыл глаза. Он надеялся, что песня отвлечет его от ноющей боли, а она, наоборот, проткнула его, точно копьем, пригвоздив к сиденью. Он ведь тоже когда-то самозабвенно орал у костра, хоть и слуха не было ни малейшего. Не эту песню, другую, но – не важно. Однако те картинки из студенческого прошлого не оживали. Оживали совсем иные, из иного времени. То, что помнить совсем не хотелось.

Женщина стояла, как живая, перед внутренним взором. Каштановые волосы, легкие как пух, струятся по плечам, ослепительно белая короткая туника открывает загорелые ноги. Блестящие карие глаза изучают его спокойно, словно букашку.

– Меня в чем-то подозревают, Сергей Павлович?

Она ухитрилась расположиться на жестком казенном стуле будто в мягком кресле. Одна нога закинута на другую, туника продуманно приподнята: любуйтесь, гражданин следователь! Он заставлял себя смотреть в угол, боясь поднять глаза, чтобы не наткнуться на ее взгляд, в котором сквозила неприкрытая насмешка. И злился.

– Вы же прекрасно знаете, Тамара, что проходите по делу как свидетельница.

– Свидетельница чего, простите?

– Преступлений вашего любовника, Олега Германовича Воронова.

– Это плохо звучит.

Он взъярился:

Перейти на страницу:

Похожие книги