Клятва киммерийца

Сползлись, точно змеи, на похороны величайшего из колдунов, владевшего тайной власти над дымчатым морионом… Он никому ее не передал. Сила мориона уходила вместе с Пауком, и возвестить о том, как управлять ею, он мог только оттуда, куда не проникает взгляд непосвященных, и тому лишь, кто решится вызвать его дух.

Тало Паука покоилось на специально изготовленном для него ложе из черного дерева.

Двое магов подошли к нему вплотную, продолжая хранить молчание, более приличествующее величию момента, нежели возвышенные речи. Они осторожно подняли тело, оказавшееся неожиданно тяжелым — настолько, что лица колдунов мгновенно покрылись испариной пота, а мышцы напряглись до предела, — и переложили в длинный, стоявший здесь же на возвышении гроб.

Едва только они покончили с этим, как сами собою загорелись на сводчатых стенах чадящий факелы, и все помещение наполнилось гулом и шелестом, от коего кровь стыла в жилах.

Это явились духи потустороннего мира, приветствуя отлетающую душу колдуна-чернореза, чтобы встретить ее и с величайшим почетом препроводить в то царство, к которому он так стремился.

Среди все усиливающейся какофонии звуков отчетливо можно было различить чей-то визгливый смех, очевидно выражающий радость и торжество, и вздохи и стоны загубленных чарами Паука душ, и странные пронзительные вопли, заменяющие погребальные песнопения.

Полумрак, освещаемый неверным светом факелов, вспучивался и шевелился, и из него вылезали чудовищные морды тварей, напоминающих не то летучих мышей, не то саламандр. Они жадно сползались к гробу, хихикая и беспрестанно корчась, расталкивая друг друга и норовя хоть какой-то частью тела прикоснуться к его стенкам. Мерзкие создания путались в волосах и садились на плечи колдунов, равные среди равных; а Паук, мертвый и неподвижный, казалось, благосклонно взирал на них своими раскрытыми остекленевшими глазами!..

— Жертва… — разлепил, наконец, губы кхитайский чародей, взявший на себя обязанности распорядителя жуткой церемонии. — Время пришло.

Он трижды медленно и гулко хлопнул в ладоши. Высокие двери залы тут же сами собой растворились, и стражники ввели двоих людей, необыкновенной красоты юношу и девушку. Те не оказывали никакого сопротивления, то ли находясь под сильным воздействием какого-то притупляющего все чувства дурмана, то ли вообще ни понимая, что происходит. Они шли, как овцы на заклание, не поднимая глаз и безвольно переставляя босые ступни по причудливому каминному орнаменту пола.

Потусторонние твари завизжали от возбуждения и задергались еще пуще прежнего. Несчастных поставили на колени возле гроба. Кхитаец подошел к ним сзади, схватил девушку за волосы и, резко откинув ей назад голову, одним взмахом вынутого из широкого рукава одеяния ножа перерезал горло.

Мощной струей хлынула алая кровь, и прекрасное тело, слегка вздрагивая, рухнуло на пол подобно тряпичной кукле. Та же участь постигла юношу — нож мага вонзился ему в сердце, прочие создания тут же, отчаянно вереща, кинулись лакать их теплую кровь. Не обращая на них внимание, кхитаец вызвал следующую пару…

Почти всякий раз колдун менял способ убийства: некоторым жертвам он отрезал головы, иным же вспарывал животы, и дымящиеся синеватые внутренности вываливались на камень пола из выпотрошенных тел; или же он вырезал у еще живых сердце и держал на ладони кровавую, судорожно пульсирующую плоть, чтобы затем бросить ее на растерзание ненасытным тварям, явившимся из самых глубин царства безраздельно господствующего зла.

Двенадцать пар были введены в залу, и двадцать четыре мертвых тела лежали возле гроба Паука, когда жертвоприношение, наконец, завершилось. Почти никто из несчастных не кричал и не оказывал сопротивления палачу.

Лишь один, уже стоя на коленях, вдруг словно очнулся, безумным взглядом окинул место кровавой бойни и неожиданно вскочил с яростным воплем, намереваясь если не спастись, то дорого продать свою жизнь.

Ему даже удалось выбить окровавленный нож из руки на миг растерявшегося кхитайца, но дотянуться до оружия он уже не успел — стремительный удар, нанесенный ему сзади чернокожим дарфарским колдуном, швырнул его на пол, и человека, еще живого, немедленно разорвали и куски. По окончании этого чудовищного действа маги, среди которых более половины были, подобно Пауку, ювелирами-чернорезами, сохраняя молчаливое достоинство, удалились в соседнюю залу, где продолжили совершать тризну по почившему гению зла, который остался пребывать в окружении любезных его сердцу демонов и нетопырей, все еще издававшим довольное сытое урчание, с наслаждением вылизывая кровь, лужами собравшуюся на полу из растерзанных тел.

* * *

Между тем киммериец и Ллеу на всем скаку приближались к городским воротам. Однако невиданное дело — стража преградила им путь. В эти дни доступ в Зильбербург, гандерландский город, где окончил свои земные дни Паук, был закрыт для чужеземцев.

— Ну-ка, живо разворачивайте коней и езжайте в обход, — рявкнул стражник, мощный и прекрасно вооруженный детина, с ног до головы обвешанный всеми мыслимыми средствами защиты и нападения.