Клятва и меч

– Мы со Стефаном были так близки… Он бы ничего не пожалел для своего давнего друга… Если бы я не отшатнулся от него, а стал опорой новому королю, то он сделал бы меня вторым человеком в королевстве… Я был бы богат и мог оставить сыну огромное наследство…

– Пустые слова, Седой, – бесцветным голосом заметила Матильда. – Вы сделали свой выбор. И трижды в присутствии короля Генриха подтвердили его.

– Да! – зарычал Бриан, заставив обеих женщин вздрогнуть. Побагровев, он потряс в воздухе сжатыми кулаками. – Да, я сделал это, сделал! Но я дал клятву верности дочери Генриха, не вам!

– Что с вами, Седой? Я и есть его дочь!

– Вы уверены в этом? Почему же? Вы были признаны его дочерью. А ведь король Генрих не блистал особой красотой, и у него не было таких каштановых волос. Вы не хуже меня знаете, что при дворе короля Генриха царили легкие нравы. Быть может, он такой же ваш отец, как я – отец вашего сына?

Матильда вздрогнула.

– Что ж, вот мы и пришли к главному, ради чего вы разразились передо мной такой длинной тирадой, – сказала она. – Теперь вы прямо сказали, чего вы хотите от меня за свою бесценную помощь: признать вас отцом юного Генриха. Я знаю, леди Элизе известны обстоятельства нашего грехопадения, так что я буду говорить откровенно, не боясь шокировать ее. Да, мы провели с вами ночь любви. Одну ночь. Мы оба были тогда счастливы. Наши давние дружеские отношения завершились восхитительной близостью, о ней можно будет с приятностью вспомнить в будущем. Я считала, что на этом все кончилось. По крайней мере, я на это надеялась.

Она в упор посмотрела на Элизу, но та владела собой. Ей даже удалось улыбнуться. Довольно твердым голосом она произнесла:

– Вы обладаете даром описывать интимные сцены, императрица. Должно быть, у вас большой опыт в этих делах. Но мне хотелось бы, чтобы вы обратили свое красноречие на иное – на заблуждение мужа, которое еще не до конца рассеялось.

– Благодарю за подсказку, леди, но я знаю, ради чего заговорила о некоторых подробностях той сказочной ночи. Итак, во время моего первого приезда в Уоллингфорд я обронила замечание насчет цвета волос моего старшего сына…

– Которые тогда были такими же ярко-рыжими, как и теперь. Я сам видел. Они никогда не были седыми. И не зелеными или синими, а только рыжими. Неужели его мнимая седина была придумана вами только ради того, чтобы вызвать ревность моей жены? И все эти намеки на дату рождения Генриха… Признайтесь, вы хотели не только разрушить спокойствие моей семейной жизни, но и достичь чего-то большего. Например, обеспечить мою активную помощь, поманив призрачной надеждой, что мой сын со временем станет английским королем. Не так ли?

– У Генриха поначалу было несколько седых прядей.

– Нет, не было.

– Я мать, и знаю лучше всех.

– Да, вы должны это знать. И вы прекрасно знаете, что говорить, и когда, и с какой целью. В этом ваша сила и ваша трагедия. Вот ваш кузен – король Стефан. Он делает глупость за глупостью, но в каждом его нелепом шаге есть нечто, что извиняет его. Даже в его злодейских поступках проступает наивность, которой вы начисто лишены. Он не внушительный мужчина, наш дорогой Стефан, не то что покойный Генрих I, в котором за милю был виден король. Его усы выглядят жалкими, и он постоянно нуждается в умных советчиках. Вы – другое дело. Вы не поскользнетесь на ровном месте и трижды подумаете, прежде чем скажете. Я уже не говорю о вашем колдовском влиянии на мужчин. Бог одарил вас многим – почему бы не использовать все это на благо Англии?

Бриан замолчал и взглянул на сидевшую напротив императрицы Элизу. Ей явно по душе пришлась его речь. И лицо ее отражало его переживания. Матильда сидела прямо и холодно смотрела на него. Услышала ли она его, своего давнего и, быть может, единственного друга? При всей ее способности пропускать все неприятное мимо ушей, она, похоже, что-то все-таки уловила.

– Вы хотели сказать о чем-то третьем, мой супруг, – напомнила ему Элиза.

– Неважно, – покачал головой Бриан. – Теперь это уже неважно. Я хотел сказать, что некогда любил императрицу, но она наносила мне раны, одну больнее другой, ныне я готов ее, скорее, возненавидеть. Но императрице нужен лорд Уоллингфорд, его клятва и его меч.

Он отошел к двери и встал там, прислонившись к косяку и опустив голову. Матильда смотрела на него, освещенного факелом, и вспоминала ту единственную их ночь. Да, она хотела тогда, чтобы он ушел, но не навсегда, только не навсегда…

– Так что же, мой лорд? – дрогнувшим голосом спросила она, не отводя повлажневших глаз от Бриана. – Вы бросаете меня? Я не могу и не хочу приказывать вам… но я прошу… хотя бы во имя Генриха, который мог бы быть вашим сыном…

Бриан долго молчал, а затем усталым голосом ответил, словно бы во тьму, царящую за порогом:

– Это ненужный вопрос… Я должен. Я должен…