Я сузил глаза, в попытке устрашить ее своим уничижительным взглядом, но в то же время прекрасно понимал, что она шутит, и волей-неволей улыбка растянулась на моих губах. Я легко рассмеялся.
— Возможно и так. — Я приподнял одну бровь. — Но если говорить серьезно, то просто держись от лабиринта подальше.
После короткой паузы, Кира отвела взгляд и пожала плечами.
— Хорошо, это же твой дом.
Я водил ее из комнаты в комнату, показывая ей все, и пристально наблюдал за ее реакцией. Когда-то этот дом можно было считать образцово-показательным, все в нем было идеально, но сейчас признаки его запущенности были повсюду. Несмотря на скудную обстановку в данный момент, Шарлотта была единственной, кому удавалось поддерживать дом в первоначальном виде. Когда я сказал об этом Кире, она посмотрела на меня сосредоточенно.
— Ты жил в достатке.
Я прекрасно понимал, что она бы не осмелилась сказать мне, что до этого я вел себя напыщенно, упрекая ее, что она жила в достатке.
— Жить в достатке, это не только быть обеспеченным материальными благами, Кира. Да, я жил в шикарном доме, в котором было множество прислуги, но я тебя могу заверить, что меня никогда не касался этот достаток. По сути, у меня никогда не было родителей.
Она склонила свою голову, растерянность заполнила ее взгляд.
— Что ты имеешь в виду, Грейсон?
Я покачал головой.
— Подробности моей жизни не имеют значения. Достаточно будет отметить, что я привык очень усердно трудиться, и ни цента из тех денег, что ты дашь мне, я не потрачу впустую. Если сказать по правде, то я считаю, что ты даешь мне заем. И когда виноградник вновь заработает и будет приносить прибыль, я все тебе верну.
Она сохраняла молчание некоторое время. Наконец, она просто кивнула.
— Нам не нужно это оформлять на бумаге, Грейсон, но тебе следовало бы… — она внезапно вскинула руку вверх, указывая на портрет.
Когда мы прошли чуть дальше до того места, на которое указывала Кира, она остановилась около портрета моего отца и мачехи.
— Они оба умерли? — она спросила очень осторожно, с опаской поглядывая на меня.
Я покачал головой.
— Только отец. Мачеха живет в Сан-Франциско.
Она неспешно развернулась ко мне.
— Она, что, совершенно не заинтересована в том, чтобы помогать тебе с виноградником? Или, может, у нее нет достаточного количества ден…
— Она достаточно обеспеченная женщина. Мой отец оставил виноградник мне. Я не собираюсь выпрашивать у нее деньги, которые ей оставил мой отец. У нас никогда не ладились отношения и никогда не наладятся.
Внезапно в сознании всплыло воспоминание, когда мне было двенадцать, она сказала мне: «Почему я должна с тобой возиться, когда даже твоя мать не стала заморачиваться насчет этого?» В моей памяти до сих пор отдавались ее пропитанные равнодушным холодом слова.
— Уж лучше я женюсь на незнакомке, чем буду просить у мачехи деньги в займы. — Я улыбнулся ей кривой улыбкой, но она не ответила мне ответной улыбкой. — Ну, и, как бы то ни было, клятву, что я дал, должен исполнить я.
Она посмотрела на меня серьезно, склоняя голову немного набок.
— Я прекрасно понимаю цену клятвам, Грейсон. Я дала себе одну. Поклялась больше никогда, даже если буду на грани отчаяния, не зависеть от моего отца.
Она развернулась обратно к портрету и смотрела на него еще какое-то время.
— Ты должно быть похож на свою мать, — проговорила она, очевидно замечая незначительное сходство с моим отцом.
— Да, к сожалению, — кратко ответил я. Она посмотрела на меня, но ничего не ответила на мой едкий комментарий. Даже не знаю, почему я так сказал. Мне не хотелось, чтобы она расспрашивала меня о моей жизни.
Затем она вновь вернулась к разглядываю семейных фотографий. Пока она внимательно разглядывала фото, у меня появилась возможность рассмотреть ее профиль: прямой, небольшой нос, нежную линию челюсти, густые, изогнутые на концах ресницы, шелковистые волосы, что струились по ее спине и обрамляли ее лицо.
— У тебя есть брат, — сказала она утвердительно, смотря на фотографию, где были мы с Шейном.
— Да.
— Он живет где-то поблизости?
— Нет, он живет в Сан-Диего.
— Вы с ним близки?
— Я не разговаривал с моим братом уже на протяжении пяти лет.
Она развернулась ко мне.
— Оу, прости.
— Не стоит, — проговорил я ничего не выражающим голосом, пока уводил ее подальше от фотографий, чтобы она больше не задавала свои навязчивые вопросы. Я уже и так чувствовал себя не в своей тарелке из-за этой гребанной экскурсии по дому. И, черт возьми, я не мог винить ее, потому что это была целиком и полностью моя идея.
— Ну, что ж, я оставлю тебя с Шарлоттой. Она поможет тебе заселиться. А мне нужно идти, — проговорил я пренебрежительно, когда мы спустились вниз.
Она растерянно посмотрела на меня на мгновение.
— Да, хорошо, спасибо за все. Хорошей ночи.
Я кратко кивнул и направился в сторону двери, когда внезапно услышал, что она насвистывает знакомую мелодию. Я сузил глаза, разворачиваясь, и опять подошел к ней.