— Вы сразу и экзекутора привели? — кивнул доцент на Пия.
— А вы с повинной?
— Мне виниться не в чем. Если вы из-за герра Альтмана и синьорины Антонини, то я лишь предоставил средства тем лучшим экземплярам человечества, которые оказались готовы показать пример.
— Скажите формулу яда. Может быть, убитых ещё удастся реанимировать…
— Как вы невежественны! Вы и ваш мозгоправ! Верно говорила малышка: этот мир, где заправляете вы, не стоит того, чтобы в нём жить.
— Суд принудит вас.
— Не принудит. Нет единой формулы. Каждая комбинация рестриктаз и лигаз подбирается под индивидуальный геном. Нужен я, чтобы подобрать. Секрет прост, как шахматные правила, но я сообщу их только после стопроцентной предоплаты.
— Понятно. Но суд…
— Не лгите. Ничего вам не понятно. В высшей степени ничего. Вы немножко недочеловеки. Пугливые, изнеженные. И при этом толстокожие. Мы другие. Она была другая. Вы когда-нибудь спали?
— Незаконный делирий?
— Заладили! Сон. Просто сон. Это ежедневное чудо, которого нас лишили давным-давно, наградив сомнительным эрзацем божественности. Вы представляете смерть? Финал. Итог. Конец. Бесконечный свет.
— А как же клятва Асклепия?
— Да о чём вы? Переменится парадигма, и вместо клятвы любой ценой защищать бессмертие, нам предпишут, например, обеты Самантабхадры: «Постоянно исполнять желания живых существ». А желают они, сами знаете, смысла. Окончательного смысла.
— Я принёс её дневник.
— А… отлично-отлично…
Ша небрежно пролистнул блокнотик, и, не дочитав, накрыл им кружку картофельного напитка.
Между тем суд не выдавал никакого приговора. Пруденция удивлённо повела плечами.
— Вас ещё что-нибудь интересует или я могу идти? Меня ждут в головном офисе корпорации «Биототал». Мы заключаем договор, я получаю самый большой гонорар в истории биологии, и «эликсир отдохновения» пойдёт в официальные испытания. Я несу им отчёты Альтмана и Антонини. Всё должным образом подписано. Добровольцы загодя оформили эксперимент в юридическом отделе корпорации. Этот день войдёт в календари.
— Воистину, — кивнул Пий.
Слабенький душок судебного процесса окончательно развеялся. Подсудимый свободен. Он, правда, не спешил. Сыпал словами. Глотал свой напиток, вероятно, жалея оставить полупустую кружку. Обращался он больше к Пруденции. Его взгляд опасливо скользил по её бицепсам. Но что она может ему сделать?
Пий уже минут пять поглядывал по сторонам со странной рассеянностью — как только почуял убывание приговорной силы суда. Почти любой предмет может послужить отправной точкой. Вон тот чугунный решетчатый фонарик при входе в кафе — годится.
— Меня всё же интересует странная теория предельного Света. Он будет такой — золотой, горячий? Ша, скажите, когда вам впервые пришла в голову мысль о светоносности смерти?