Клятва

На ее лице проступила мрачная улыбка. Она обратилась не ко мне или Ксандру, а к застывшему подле нее гвардейцу:

— Приведите пленников.

Глава двадцать третья

Сперва я увидела отца. Его руки были связаны за спиной, изо рта торчал кляп. Порезы и синяки выглядели в тысячу раз хуже, чем я могла себе вообразить. Позади него еле переставляла ноги мать, и когда один из охранников толкнул ее в спину, она чуть не упала, поскольку ее лодыжки сковывали кандалы.

Увидев, как за ними тащат Арона, я не сразу поняла, что громкий вздох, который я услышала, был моим собственным. Сам он ходить не мог: его ноги волочились по полу, голова свисала на грудь. Звуки его прерывистого дыхания долетали даже до того места, где стояла я, и слышать их было невыносимо.

Его бросили на пол, как мешок с мусором, словно само его присутствие вызывало отвращение.

Я не ждала разрешения, чтобы сойти с места. Не существовало в мире такой силы, которая запретила бы мне обнять родителей. Я не могла быстро подбежать к ним, но мне было все равно, попытается ли кто-нибудь меня остановить. Не успели они войти в зал, как я уже обнимала их по очереди, стараясь не сжимать слишком сильно, поскольку не знала, серьезны ли их травмы.

Мне было больно, что я не подошла к Арону, но все-таки он не осознавал происходящего вокруг. Его принесли сюда как послание: с моими родителями королева поступила не так жестоко.

— Как ты? — прошептала я на паршоне, убирая грязную тряпку от потрескавшихся, кровоточащих губ матери. Ее дыхание было кислым, сочетая в себе запах голода и желчи; я больше не чувствовала сладкого аромата теплого хлеба, исходившего от ее кожи.

Она кивнула, глядя на меня с сожалением.

— Что ты здесь делаешь, Чарлина? Мы велели тебе оставаться с сестрой и беречь ее.

Я посмотрела на королеву, радуясь, что не взяла с собой Анджелину.

— Она в безопасности, — тихо заверила я мать. Обратившись к гвардейцам, я приказала: — Развяжите их.

Я вытащила изо рта отца кляп и грязной тряпкой промокнула кровь, сочившуюся из свежей раны на голове. Его избили совсем недавно, и от этой мысли мое сердце сжалось.

Никто из гвардейцев не пошевелился, и я повернулась к старухе на троне.

— Пожалуйста, они ведь никуда не убегут. Что плохого они могут сделать?

Королева подняла бровь и кивнула, молча соглашаясь с моей просьбой. Только тогда родителей освободили.

Отец не был так деликатен, как я. Он крепко обнял меня и прижал к себе.

— Мне жаль, что мы не рассказали, кто ты, Чарлина. Мы беспокоились за твою безопасность. — Он отстранился, оглядел меня, и в его вспухших, покрасневших глазах я заметила печаль. — Мы не могли рисковать, опасаясь, что она узнает о твоем существовании. — Он вновь стиснул меня в объятьях и на этот раз тихо, чтобы никто, кроме меня, не расслышал его слов, прошептал:

— Не делай ничего, что она попросит. Постарайся выбраться отсюда живой, Чарлина. Оставь нас, если придется. — Он обнял меня еще крепче, чтобы я осознала важность его просьбы.

Но прежде, чем я успела ему возразить, по залу, подобно вспышке молнии, разнесся голос королевы, вызвав у меня мурашки по всему телу и подняв волосы на шее.

— Она этого не сделает! В противном случае она лишится родителей, и ей не к кому будет возвращаться.

Мать взяла меня за руку и сжала так крепко, что я чувствовала, сколько сил у нее уходит на то, чтобы не заплакать.

— Не слушай ее, Чарли. Ты должна выжить. Ты нужна Анджелине.

А потом мир вокруг меня взорвался: по телу отца прошла судорога, и он упал на колени; глаза в панике расширились, пальцы сжали горло.

За спиной раздался яростный крик Макса:

— Прекрати! Освободи его!

Я обернулась и увидела, что он мчится к трону, к своей королеве, которая стояла, подняв сжатый кулак и указывая на моего отца. Ксандр схватил гвардейца, решившего было остановить его брата, и разбил ему нос кулаком. Послышался отвратительный хруст, и страж упал, закрыв руками окровавленное лицо.

Но Макс не добежал до трона.

Все решил ружейный выстрел. Мое сердце замерло, когда к нашим ногам на блестящий мраморный пол начали падать куски потолочной штукатурки, последствия предупреждающего выстрела. Мы в ужасе смотрели, как гвардеец, державший оружие, опустил ствол и направил его на Макса.

Никто не двигался. Даже не моргал.

Но больше всего я боялась за отца.

Он не мог дышать. Каким-то образом королева перекрыла его дыхательное горло, и он корчился на полу, пытаясь сопротивляться ее заклятью.

Я замерла, глядя на него, не в состоянии двинуться с места. Повернувшись к старухе, которая показывала, насколько беспощадной она может быть, я взмолилась:

— Пожалуйста, прекратите! Отпустите его!