Читаем Клетка и жизнь полностью

Из записок Элины Наумовны Васильевой

С Осей Чертковым у нас было связано очень много — и хорошего, и грустного, и писать об этом тяжело даже спустя пять лет после его смерти. Ося был очень разным на работе, дома и на отдыхе. На работе он был фанатом. Много читал, много придумывал, для него было особой радостью работать самому в боксе руками. У Оси были проблемы с сердцем, но когда в лабораторию привозили клетки с мышами, приборы или какие-то другие тяжелые вещи, Ося вскакивал первым, хватался за них, и требовалось особое внимание, чтобы его опередить и не дать таскать тяжести. Я это видела сама и в лаборатории, и на озерах.

Когда я ушла из института, мне было тоскливо и хотелось поработать, а заодно и заработать, и я как-то сказала об этом при Осе. Он тут же предложил мне работу в его кооперативе. Там работали все сотрудники его лаборатории. Работать надо было с мышами. Меня быстро научили всему, что требовалось делать, и я очень скоро стала полноправным членом коллектива. Обстановка в лаборатории была очень дружеская и неформальная. При этом было видно, что сотрудники своего заведующего не только уважают, но и любят. И было за что. Работа в кооперативе позволила всем сотрудникам купить квартиры, машины и пр. Ося каждый день приносил в лабораторию много разных вкусных продуктов, остальные тоже что-то приносили (я тоже), и в определенное время все, кто не был занят срочной работой, садились за большой стол. (К сожалению, я там проработала недолго, так как надо было лететь в Америку.)

Совершенно другим Чертков был вне лаборатории. На Ученом совете института он, невзирая на лица, всегда выступал срезкой критикой, и его там побаивались. Ося был требовательным и к себе, и к другим. Я слышала, что он очень редко писал положительные отзывы на статьи, которые ему направлялись на рецензию. Я думаю, что его рецензии были, возможно, строгими, но непредвзятыми, справедливыми.

Он много времени сотрудничал с А. Фриденштейном: они работали в разных институтах, но оба занимались стволовыми клетками и писали совместные статьи и книгу по этому вопросу.

Фриденштейн был более публичным персонажем, чем Ося, он стал членкором АМН и получил большую известность, чем Чертков. А. И. Воробьев, директор Гемцентра, был при Ельцине министром здравоохранения. Он дружил с Чертковым до всех своих постов, бывал у него дома, ценил его работы и не раз предлагал Осе подать на конкурс в Академию, но Ося это отвергал.

Ося дома был всегда хлебосольным хозяином. Он любил готовить и делал это очень хорошо. Когда он ездил за границу, то привозил оттуда не вещи, а специи. На столе, помимо всяких закусок, у них всегда была фаршированная рыба в виде котлеток. Такая рыба иногда готовилась и на озере. Вывали случаи, когда Ося решал приготовить какое-то необычное блюдо, например мясо с анчоусами. Тогда он нам звонил и просил немедленно приехать на дегустацию. Иногда мне казалось, что без анчоусов мясо было бы лучше, тем более что анчоусы были заменены килькой, но я старалась кулинара не огорчать. Инне при больших сборищах доверялось готовить сладкий пирог и кулебяку с капустой.

Теперь о поездках на отдых. Моя дружба с Осей и с его семьей, Инной и Леной, началась после того, как он уговорил нас купить палатку и поехать с ним и его компанией на какое-нибудь озеро. Они проводили отпуск на озерах не один год. Я купила машину вынужденно, в 51 год, поскольку у нас хотели отобрать хороший, теплый, обустроенный гараж рядом с домом, если мы не купим машину. Мне пришлось закончить курсы вождения, но никто не верил, что мы с машиной сможем когда-нибудь покинуть гараж. Я иногда, правда, не без потерь, ездила к родителям на Ленинский проспект, но опыта дальних поездок у меня не было.

Наша первая поездка была на озеро в Псковской области. Оказалось, что я могу находиться за рулем долгое время не уставая, но больше ничего положительного обо мне нельзя было сказать. Как правило, первым в колонне ехал наш капитан — Дворкин, за ним следовала я, а за мной — Чертков. Я тогда ничего не понимала и ехала за Гориком с любой его скоростью, как на жесткой сцепке (кажется, это называется так). Все было бы хорошо, но я подобным образом соблюдала дистанцию и при обгоне, и бедный Ося, видя, как я при этом лишь случайно избегала столкновения, не раз был на грани очередного инфаркта (один или два у него уже были). Нам удалось благополучно доехать до озера, и там ему пришлось насучить ставить палатку. Темпераментный Ося при этом ни разу не вышел из себя, хотя мог бы. Вообще в лагере он всегда был спокойным, всем помогал — Ося многое умел делать руками. Кричал он только на свою дочь, называя ее идиоткой, если она делала ошибки, играя с ним в паре в преферанс.

Моя машина не раз застревала в песке или другой дряни, и Ося всегда выруливал оттуда вместо меня. Был один случай, когда Горик повел нас по не очень удачной дороге на Линдозеро в северной Карелии. Вдоль дороги стояли обугленные стволы деревьев. Казалось, что там прошел огненный смерч. Мало того, периодически возникало ощущение, что наши машины проехали через ассенизационное поле. Мы периодически останавливались, чтобы проверить колеса машин и наши подошвы, но ничего пахнущего обнаружить не могли. Инна на всех остановках ругала Горика последними словами, но остальные считали, что надо двигаться вперед, а Ося всех успокаивал. В конце концов мы поняли, что движемся за ассенизационной машиной. Когда мы останавливались, а эта машина уходила вперед, запах пропадал, когда же мы к ней приближались, запах становился непереносимым. И тут Юра начал громко смеяться. Он сказал, что Горик нашел такое место, где нет ничего и куда даже г… завозят. После этого все начали веселиться, и Инна перестала сердиться.

Был еще один эпизод, который характерен для Оси. По дороге на озера мы посещали разные магазины — там встречались вещи, которых не было в Москве. Мужчины непременно заходили в книжные лавки. В одной из них Ося обнаружил 15-томное собрание по истории России С. Соловьева. Его сразу захотели купить и Ося, и Юра. Ося сразу уступил книги Юре и только попросил дать ему возможность их прочитать на озере. Ося вообще отличался скорочтением, и за три недели ему удалось прочитать практически все.

Еще об Осе. Благодаря созданному им кооперативу, он стал довольно состоятельным человеком. Сам он жил скромно и заработанные деньги пересылал Лене в Бостон. Когда у Юры случились неприятности с глазами, он немедленно предложил оплатить операцию в Америке. Мы с благодарностью выслушали его предложение, но были в состоянии оплатить эту операцию и сделали ее в Москве у известного специалиста.

Дочь Черткова Лена живет с семьей в Бостоне, и у нас с ней и всей ее семьей были самые теплые отношения. Она очень много помогала Гале и была для нее в Америке самой близкой подругой. Мы всегда бывали у них дома, когда приезжали в Бостон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии