Лорд Беллмастер молчал, помешивая виски в рюмке кончиком длинного смуглого указательного пальца. Он посмотрел на возрожденные пузырьки газа от минеральной воды, вынул из кармана плоский золотой портсигар, задумчиво постучал им по подбородку, наконец достал сигарету и закурил. Гедди терпеливо ждал. Через окно невнятно донесся звон мусорных бачков, приглушенные голоса мусорщиков-кокни. Внезапно Беллмастер произнес: «Она не блефовала никогда. А случай шантажировать, сказать по правде, предоставил я ей. Через много-много лет. Но не будем об этом. Она умерла скоропостижно, вскоре после нашего разрыва. Естественно, в Клетке кое-что предприняли, дабы обезопасить себя. Все ее вещи перетрясли. Она тогда жила — если это можно назвать жизнью — в Португалии. Помните, вы еще любезно позволили нам ознакомиться с ее завещанием и личными бумагами?»
— Я поступился профессиональной этикой, что было сделано, говоря вашими словами, в государственных интересах.
— А как еще я мог сказать? — неожиданно Беллмастер заговорил жестко, сварливо. «Что за бес в нем проснулся? — подумал Гедди, — Забияка и драчун, вечно скрывавшийся под напускным равнодушием? Нет, скорее всего заговорило опасение за собственную репутацию и безграничное самолюбие».
— Леди Джин была дьявольски хитра, — продолжал Беллмастер. — Она прекрасно понимала, что мы перероем все ее бумаги. Во всяком случае сразу после ее смерти. Как вы думаете, кто сильнее всего толкал — именно толкал — Сару в религию?
Гедди притворился, что размышляет над вопросом, хотя ответ знал прекрасно. На самом деле он анализировал все оттенки беседы с аристократом. Хотя с тайным миром Беллмастера Арнолд был почти не связан, он не мог не признать, что восхищался им, и потому давно научился заглядывать «под» и даже «за» всякого вопроса, чтобы понять, какой подспудный смысл придает ему собеседник — ведь стряпчий знал: если люди Клетки вдруг начинают интересоваться очевидным — это ловушка.
— По-моему, — ответил он наконец, — Сару толкали с двух сторон. Брантон не хотел тратить на нее время, и, когда разошелся с леди Джин, она оставалась или у матери, или с теткой. Леди Джин, видимо, все-таки любила по-своему дочь, — но тоже возиться с ней не хотела. В краткие каникулы она баловала Сару как могла, была ей истинным другом. Думаю, леди Джин — без всякой задней мысли, что выплыла бы после ее смерти, безвременной или, наоборот, долгожданной, — повлияла на дочь. Ведь она обладала романтическим характером. Возможно, ей хотелось, чтобы дочь — назло вам, милорд, — жила праведной жизнью.
— К черту «назло», Гедди. Вы же понимаете, куда я клоню. Девчонка сбежала. А я так и слышу, как Джин говорит ей: "Если поймешь, что тебе там невыносимо, не отчаивайся. Уходи оттуда. И о тебе позаботятся. Стоит только… " Что же именно?
— Понятия не имею, милорд.
— А у вас самих ничего для Сары нет? Скажем, ключа от ячейки в банке или документов? Возможно, вам передали что-нибудь для нее уже после смерти Джин?
— Ничего. И, сказать по правде, я даже леди Джин не считаю хитрой и предусмотрительной настолько, чтобы припрятать нечто для дочери на случай, если та решит покинуть монастырь, и предупредить об этом еще до того, как ту постригли в монахини.
— Пожалуй, вы правы. По крайней мере, хочется верить. А как насчет полковника Брантона?
— Если у него и есть нечто такое, разве он может вам помешать?
— Ни в коем случае. Убрать его труда не составляет.
— Вот именно, милорд. И учтите — последнюю фразу я не слышал.
— Отлично. — Беллмастер встал. — Мы со своей стороны сделаем все, чтобы разыскать девчонку. Но если и вы что-нибудь о ней услышите — дайте мне знать. Да, вот еще что. Я не хотел тащить вас сюда через полстраны, но, надеюсь, вы успеете хорошенько развлечься на Кадоган-сквер до отхода вашего поезда?
Не высказав удивления, — а Гедди все-таки не ожидал, что Клетка до сих пор следит за ним, — он парировал: «Мои визиты в Лондон всегда заканчиваются приятно, милорд».