Следующий день выдался пасмурным, но дождя по-прежнему не было.
Царица намеревалась сделать два самых важных дела: помириться с Нефтидой и поговорить с Цезарем – понять, что его мучает, какие грустные мысли одолевают. Некое чувство подсказывало ей, что все это как-то было связано с ней.
Надев тунику, Клеопатра вошла в спальню сына. Поцеловав его, она спросила:
– Как ты спал, Цезарион? Какие видел сны?
– Хорошо. Мне снилась большая лодка, в которой папа был один. А он скоро придет?
– Ближе к вечеру. Одевайся. Хармион, покорми его.
Спросить бы у Нефтиды, что значит этот сон. Мальчику часто снились необычные вещи, которые со временем сбывались.
– Хорошо, Божественная. Вы сейчас примите ванну?
– Немного позже, сначала я схожу к Нефтиде. Кстати, я давно ее не видела. Где она?
– Не знаю, Божественная.
Клеопатра грозно посмотрела на Хармион и недовольно заметила:
– Рим вас совсем разбаловал. В Александрии ты все про всех знала.
– Я исправлюсь, Божественная, – виновато произнесла служанка.
Войдя в комнату египтянки, царица замерла. Постель была застлана, и было видно, что к ней уже несколько дней никто не прикасался. На столе белел клочок папируса. Взяв его, Клеопатра прочла:
«Я ухожу от тебя. Возвращаюсь в Кемет. Но и ты скоро последуешь за мной. Жажда власти ослепила тебя. Ты разгневала богов. Отныне все проклятия твоего рода падут на тебя. Прощай».
Царица всхлипнула. Как же так? Ведь она пришла мириться!
Выйдя в галерею, Клеопатра прислонилась к стене. Сильная боль сдавила сердце. Совладав с волнением и слезами, царица вернулась к себе, по дороге выкинув записку.
– Позови Аммония и Сару, – зло бросила она служанке.
Но пришел только Аммоний.
– А где Сара?
Отводя глаза, Аммоний вежливо сообщил, что Сара направился в сенат, дабы кое-что проверить, прежде чем сообщить об этом царице. Его слова Клеопатра пропустила мимо ушей. Неожиданный уход Нефтиды поразил ее в самое сердце.
– Довольно болтать! – грубо оборвала она Аммония. – Вчера вечером я отпустила Нефтиду домой.
Царедворец непонимающе улыбнулся.
– Что непонятного? – взорвалась царица. – Я отправила Нефтиду в Египет и разрешила ей уйти с царской службы! Вычеркни ее имя из списка придворных и объяви всем, что я запрещаю вспоминать о ней и произносить ее имя!
– Хорошо, Божественная.
Клеопатра отвернулась к окну, судорожно сжимая руки. Только бы не расплакаться при слугах. В очередной раз подавив слезы, она грубо спросила:
– Что еще?
– Сара вернулся, – тихо проговорил Аммоний.
– И что?
Странное молчание за спиной заставило обернуться царицу.
Сара был бледен, с заплаканными, красными глазами, его руки тряслись.
И вдруг Клеопатра поняла, что это конец. Но конец чему? Ее жизни, мечтам, надеждам? Не важно. Белый, трясущийся царедворец был символом ее конца. Жирной точкой.
– Цезарь убит, – откуда-то издалека донесся до нее испуганный голос Сары.
Упав на колени, царица заорала и забилась в истерике.
В заговоре против Цезаря участвовали шестьдесят человек. И многие из них были его лучшими друзьями, людьми, которым он безмерно доверял, – Сервий Гальба, Гай Требоний, Марк Брут. Организатором убийства стал помпеянец Гай Кассий Лонгин. Заговорщики, напуганные имперскими амбициями консула, в его устранении видели единственную возможность спасения республики. По крайне мере, именно так они это потом объясняли. Из двадцати трех ран, нанесенных Цезарю, только одна оказалась смертельной. Цезарь кричал и метался, отражая удары врагов, но, увидев Брута, который был для него как сын, накинул на голову тогу и подставил себя под удары. Весь день его мертвое тело пролежало в сенате у статуи Помпея. Два друга, на мгновение ставшие врагами, вновь были вместе. Цезарю было пятьдесят шесть лет.
Уже через несколько дней заговорщики бежали из Рима навстречу своей незавидной судьбе.
Царица сидела за столом сгорбившись, в черной тунике и накидке, только что вернувшись с похорон. Возле рта залегла горькая складка, лицо осунулось, глаза были заплаканы и подернуты пеленой. Клеопатра наблюдала за тем, как Хармион кормит сына. В доме было тихо и тревожно. Все понимали, что случилась непоправимая беда и теперь судьба многих зависела от того, как царица сумеет справиться с этим несчастьем.
– Мама, а где папа? – спросил ничего не знающий Цезарион.
– Умер твой папа! – с тихой яростью и злобой прошипела Клеопатра.
Мальчик испуганно замер, а Хармион с удивлением посмотрела на царицу.
– Ты! Ты виноват! Не сумел его заставить полюбить себя! Вот и будешь теперь нищим! Ничтожество! – заорала Клеопатра, выплевывая, выкидывая из себя эти грязные и подлые слова.
Вскочив со стула, она со всей силы ударила сына по лицу. Мальчик заплакал. Схватив его на руки, испуганная Хармион выбежала из комнаты.