Клеопатра

У Цезаря было правило: он прощал раскаявшегося противника, отпуская его на все четыре стороны. Но только один раз! Если тот снова оказывался в рядах врагов, такого следовало убить. После битвы при Фарсале, когда армию Помпея не столько побили, сколько просто разогнали или распустили, большая часть ее легионеров снова оказалась под знаменами помпеянцев. Даже если бы их простил диктатор, его легионеры этого делать не собирались. Теперьто они прекрасно понимали, что, просто разогнав противника, будут вынуждены снова же с ним воевать. Больше никто никого брать в плен и отпускать не собирался, резня была страшной. Римляне убивали римлян безжалостно. Пострадали даже несколько командиров Цезаря, пытавшихся остановить резню, их тоже убили.

Разгром оказался полнейшим, бежать удалось немногим, но и тех догнали. Потери Цезаря были минимальными, называли всего 50 человек, а у противника 10 000!

Теперь оставались только сыновья Помпея Гней и Секст в Испании и Катон, бывший командующим в городе Утика. Когда стало ясно, что войска Цезаря с легкостью возьмут и Утику, Катон предпочел покончить с собой, прекрасно понимая, что с ним сделает заклятый враг Цезарь.

Конечно, можно было попытаться бежать или сдаться на милость победителя, но непримиримый республиканец выбрал смерть. Однако рука его дрогнула, и рана оказалась тяжелой, но не смертельной. Пришедший на помощь лекарь промыл и зашил рану, вложив на место вывалившиеся из распоротого живота внутренности. Но стоило окружающим оставить Катона одного, как тот повторил попытку умереть, вскрыв зашитую рану.

Услышав о такой страшной гибели Катона, Цезарь выразил сожаление, что тот лишил его возможности простить самого непримиримого врага. Все прекрасно понимали, что, убивая себя, Катон как раз этого прощения и стремился избежать!

Теперь Цезарю предстояло доказывать бывшим помпеянцам, что он не враг им и сумеет править Республикой гораздо лучше Помпея.

Военные действия против помпеянцев, которые нашли поддержку у местного царя Юбы, закончились, можно бы отправляться домой. Но Цезарь снова задержался на пару месяцев. И не последней причиной, заставившей диктатора не спешить в Рим, было… новое любовное увлечение! Цезарь закрутил роман с дочерью мавританского царя Богулы Эвноей. Бывалые легионеры смеялись, что теперь, пока Цезарь не обрюхатит царевну, с места не двинется.

Правда, ворчали не слишком громко, вопервых, Цезарь не очень любил такие вольности в свой адрес, они позволялись лишь один раз – во время триумфов, когда легионеры распевали скабрезности насчет своего командующего на все лады. Вовторых, пребывание в Африке было весьма сытым, Цезарь обложил тяжкой данью всех, кто поддерживал его противников, и из нее щедро одаривал своих легионеров.

Это было в обычае Цезаря, он никогда не жалел средств для поддержания воинов, прекрасно понимая, что без их верности и преданности не добьется ничего.

В Александрию приходили вести о битвах Цезаря сначала с фарнакским царем, потом о разгроме при Тапсе. Клеопатра радовалась изобретательности любовника, отправившего в Рим донесение знаменитой фразой «Veni, vidi, vici» – «Пришел, увидел, победил». Так сказать мог только Цезарь и никто другой!

А вот сообщение о романе римлянина с красавицей Эвноей Клеопатру, конечно, не порадовало.

– Как малый ребенок… С глаз долой – из сердца вон? – Губы царицы даже задрожали.

Хармионе очень хотелось напомнить, что она все время твердила, чтобы Клеопатра забыла этого старого развратника! Но служанка пожалела свою любимицу и подсказала совсем другое:

– Значит, надо снова оказаться у него на глазах.

Клеопатра с надеждой вскинула на нее глаза:

– Ты думаешь?

Хармиона чуть испугалась, что хозяйка может завтра же ринуться к бывшему любовнику в объятия, не заботясь ни о каких правилах приличия.

– Только сама не напрашивайся! Просто не давай ему о себе забывать.

– Я писала про дороги, правда, по делу, но все же…

– Ответил же.

– Да, – вздохнула царица, – тоже про дороги.

– Ничего, никакая Эвноя с тобой не сравнится!

– Она красавица.

– А ты кто? Никуда не денется, приплывет повидать сына!

Клеопатра некоторое время внимательно смотрела на Хармиону, потом покачала головой:

– Он сюда не приплывет. Надо собираться в Рим.

– Что?!

Сколько бы после этого Хармиона ни твердила, что в Риме делать нечего, царица ничего не желала слышать! И снова на голову лысого развратника сыпались проклятья верной служанки египетской царицы. В какой недобрый час его принесло в Александрию?! Почему бы ему не утонуть гденибудь по пути?! Почему Помпею в поисках спасения не уплыть к совсем другим берегам, вон к тому же Юбе? Пусть бы там Цезарь и очаровывал Эвною еще прошлым летом, а Клеопатру не трогал.