Кленовый лист

У обгоревшей автомашины до сих пор толпились люди, ругались солдаты. Девушка смешалась с ними, прислушивалась, о чем говорят люди, пыталась угадать среди них самых лояльных к «тем партизанам». Грузовые авто останавливались у места происшествия и через минуту отправлялись дальше через мост. «Если бы это было ночью, - размышляла девушка, - можно было бы как-то уцепиться и проехать этот мост. А днем, да еще при таком военном внимании и бдительности на трассе, на мосту…»

Но надо попробовать с кем-то поговорить, чтобы при случае расспросить, нет ли какого-то другого прохода через реку. Для начала попросила кусочек хлеба:

- Вот уже второй день не ела, бабушка, - всплакнула Люба, обратившись к старой женщине, которая как раз что-то с жаром рассказывала в группе других женщин.

- Чья же ты? - заинтересовалась девушкой.

- Нездешняя я. Мы из-за Днепра. В Одессе с родителями отдыхали. Мой отец… священник.

На старую женщину не так повлияло то, что дочь священника осталась без родителей, как то, что священник по курортам ездит с целой семьей.

- Богатое же у вас село, дочка, балуют своего священника. А он… рясу на плечи и давай бог ноги. Дочку не уберег… - почти со злом выговаривала женщина.

Любочка почувствовала и поняла, что на этой версии она «горит». Наверное, женщина лучше бы отнеслась, если бы отец был каким-то агрономом или лесником.

- Он… отрекся, - снова придумала Люба.

- От кого, от дочки?

- Нет, от поповства, бабушка. Счетоводом уже работал в колхозе. А мама - учительница. Они хорошие, - убеждала девушка, понимая, что от реноме родителей зависит отношение людей и к ней.

- Кристина, - крикнула женщина в группу. - Пойди отрежь вот для малышки кусок от моей лепешки. Родителей потеряла, пешком за Днепр добирается.

- Сама? - поинтересовалась молодица. - Так пойдем в дом. Наделала проклятая война, и дети не находят теплого места в своей стране. А с каких же мест родом, знаешь, где Днепр?

- А чего бы я не знала, в школе же училась.

Женщина завела девушку в дом, посадила за стол и дала поесть. Затем налила в миску теплой воды, велела, как своей, помыть ноги, кое-что и переодеть дала девушке. Люба почувствовала искренность такой материнской теплоты и осмелилась, не притворствуя перед женщиной, расспросить обо всем. Те более что на жерди увидела красную, словно пионерскую, косыночку.

- Это ваша была?

Женщина оглянулась на косынку, улыбнулась.

- Моей дочери Нади. Девятиклассница уже. Вывезли наших школьников где-то на Восток…

- Счастливые! Я, тетенька, тоже пионерка. Я… придумала, что отец - священник. Он инженер.

- А я и знала, что… ты придумала. Попы, девочка, по курортам не ездят. Но в эту пургу не только ты, но и никто им, проклятым, правды не говорит. Как тебя зовут?

И снова девушка почувствовала мать. Какой же искренней является наша советская женщина!

Только теперь Люба поняла, что может сказать здесь значительно больше, хотя и не все. Что она идет из пионерлагеря, это была истинная правда, с этим нечего таиться перед такой тетей. Но идет не одна, и перед этим мостом они растерялись. Видимо, те трое уже прошли.

- Только боюсь я вырываться через этот мост. Могут задержать и не известно, как поступят, еще убьют. А обойти… не знаю, где можно его обойти. Так и слоняюсь тут у вас. В желобе ночевала, за мостом.

- Убьют, проклятые, как есть могут убить, девочка. Может, переждала бы у нас эту страшную войну? Потом… снова пойдут поезда.

- А как же те трое? Я так не могу. Сама останусь здесь, еда, уют, а они?

- Похоже, не обманываешь, Любочка. Нет, предавать друзей нельзя! Верно, хвалю!

Молодая женщина как-то внезапно умолкла, задумалась. Чуть позже тихо, как заговорщица, заговорила:

- Вместе, вдвоем пойдем. Вот только вернется свекровь. Она только вчера вечером пришла ко мне тоже оттуда, из-за моста. Выведу тебя к своим, а там… видно будет. Потому что здесь уже допрашивают активистов.

- А эта бабушка, ваша свекровь, пустит?

- Чего бы ей не пустить, она умная женщина… Вчера пришла пересидеть это время. Там у них много военных нашло, а село маленькое, теснота… Вот и она. Я сейчас… - выскочила из дома, говорили со старой в сенях. Затем вошли, мрачные обе, словно поссорились.

- Ну что же, сама себе хозяйка, делай, как лучше. Девушку провести надо. Поведешь через луга. Хотя и дальше немного, зато дорога своя. А о том и не выдумывай, что я здесь сама буду делать. Свое оставила, черт с ним. А если и за вашим не присмотрю… вот что началось на белом свете! Да и нужно ли оно кому-то из наших людей, такое творится. Смотри, как знаешь, дочка. Я уже старая, а то бы… и, не посоветовавшись, пошла, как в восемнадцатом году!

Женщина даже улыбнулась при этих словах свекрови. Заспешила, переодеваясь. Хлеб, несколько пирожков завязала в платок. Собиралась только отвести девушку, а уже чувствовала какие-то более важные порывы.

- Пойдем, Любочка! Прощайте, мама.