Кленовый лист

Пилот привычным движением раскрыл люк, и страшный рев самолета ворвался внутрь. Разгибаясь, Вейгт начал загребать рукой позади себя, чтобы схватить Ваню. Но из такого неудобного положения не мог достать. Тогда передумал, оглянулся, посмотрел снизу вверх на Романа. Лицо фашиста в холодном зеленоватом свете было перекошено устрашающей гримасой: выражение звериного удовольствия, улыбка дьявола, подчеркнутой злости.

В эту напряженную минуту и выстрелил Юра Бахтадзе. Пилот согнулся, губы капризно дернулись ужасом. Шевельнулся, как сильный медведь на цепи, стараясь не упасть в люк, взмахнул обеими руками, чтобы уцепиться за что-то. Цеплялся за жизнь, уже навсегда оставляющую его.

Ваня толкнул гитлеровца ногой и тем довершил дело. Тяжелый Вейгт, окончательно потеряв равновесие, нырнул в люк. Падая, еще раз взглянул налитыми кровью глазами, за кого бы ухватиться. Цеплялся руками, неуклюжими ногами за борта люка. А внизу под ним дрожала гулом пустая пропасть ночи…

Роман оторвался одной рукой от трапа, дернул крышку и хлопнул ею, закрывая. Словно отсекся внешний шум - и самолет снова наполнился нормальным, привычным и успокаивающим гулом.

Ни один из четырех наших героев по-настоящему не понял всей глубины этого чрезвычайного происшествия. То, что в самолете на одного гитлеровца стало меньше, казалось каким-то призрачным сном. Хотя в то же время трое ребят ни на минуту не сомневались, что только что стрелял именно Юра, а не кто-то другой. Но откуда в его руках оказался боевой пистолет?

Почему остальной экипаж никак не реагирует на такое происшествие?

Олег первый осмелился подбежать к своему другу. Не сказав ни слова, бросился обнимать и целовать его.

- Юрочка! Какой же ты… мой! Наш… Ты, Юрочка, Герой Советского Союза! - приговаривал Олег, обцеловывая горячую голову Юры Бахтадзе.

- Это он… чех оставил, - прошептал Юра на ухо другу, как будто оправдывался.

- Чех? - вырвалось испуганное у Олега. Даже присел парень, пораженный таким известием.

Ваня тоже перестал держаться за обшивку, попытался устоять, по-матросски расставив ноги.

- А что, гадина! - сам себе сказал Ваня, оглянувшись на закрытый люк. Затем крикнул Роману, стоящему в фиолетовом конусе света: - Ромка! Роман, живем!..

Парень оторвался от трапа, шагнул навстречу Ване. Видимо, он ждал, надеялся, что Ваня будет подбадривать его на правах старшего. Может, догадывался даже, какой фразой начнет. Поэтому сам сказал навстречу Ване:

- Порядок, Ваня! Молодец, Юра.

Ваня с не свойственной ему нежностью обнял Романа, даже всхлипнул в тревожно радостном возбуждении над ухом друга.

- Это Юрочка Бахтадзе. Герой! - прошептал.

Юру хвалили, обнимали. Все беды, неизвестное и наверняка трагическое будущее затмила эта удивительная победа. Юра от волнения и слова не мог произнести.

Стояли вчетвером, крепко поддерживая друг друга, в этом теперь была их сила! Самолет грохотал, вздрагивал, словно падал в какие-то рытвины и вновь выравнивался. Они стояли как зачарованные, наивно радостные, на мгновение забыв, что летят неизвестно куда на вражеском боевом самолете, который должен же где-то приземлиться.

Юра уже не выпускал оружие, теперь ставшее для него милым и дорогим, как теплая и надежная рука матери.

Только теперь все четверо поняли, что чех не случайно оставил маузер, и изменили о нем мнение: Пранек был своим человеком!

- Где он? - в тревоге спохватился Олег.

- Ведет машину, - сообщил Ваня, единственный, кто видел через стеклянные двери, как Вейгт загадочно передавал руль лейтенанту Пранеку.

- Ура! - вырвалось у Олега. Но Роман закрыл ладонью рот возбужденному другу. Ведь они были в воздухе где-то над неизвестной землей или океаном. - Самолет ведет друг, но на нем еще есть и фашист. Малейшая его догадка о происшествии у люка, и он…

- Что же он? Один против пяти, в воздухе…

- Он пристрелит чеха за рулем, а сам выбросится на парашюте в люк под ногами.

Недаром Ваню признали главарем не только эти четверо, судьбой заброшенные путешествовать между небом и землей, но и весь пионерский лагерь. Как тонко и всеобъемлюще он понял положение.

- Ты, Юра, встань на мое место, у стены, и целься ему в голову. Целься хорошо, но не стреляй без надобности, пока я не узнаю у чеха, как надо себя вести, что делать.

Команду выполняли молниеносно. Юра стремглав бросился к стене. Из-за нее сквозь стекло двери, в скупом свете зеленых ламп, над многочисленными приборами силуэтом выделялась голова штурмана.

Ваня пошел в кабину пилота и остановился у стеклянных дверей, набирался смелости. Ведь этот третий гитлеровец, увидев около бортмеханика за рулем не пилота, а одного из четырех советских пионеров, поймет, что означал тот выстрел, прозвучавший несколько минут назад.