— Написано так. — Поляк взял из рук Марии Иосифовны бумажку и не торопясь прочитал: — «...Дочь советского генерала Андрея Дорошенко немедленно переправить надежным средством...» Слышите? Надежным средством! «Нейтральный порт Сетубал»… Это Португалия, прошу покорно, соседка Испании. Помню его, проклятый порт. Заокеанские миротворцы оружие для генерала Франко привозили в этот «нейтральный» порт. Знам его, бардзо добже знам...
— Значит... — только и произнесла Мария и еще больше залилась неутешительным плачем.
— Спокойствие, говорю, спокойствие, уважаемый командир! Главное известно: девочка жива! А об остальном еще попробуем узнать. Между тем кончится война...
Где-то сбоку в лесу послышался сдержанный гул. В штаб отряда возвращались с операции партизаны. Это была диверсионная группа Вадима Шестопалько.
А когда группа возвращается с боевой операции, жди всего: и счастливой удачи, и тяжелого поражения... И в обоих случаях готовься принять раненых, услышать тяжелую весть об убитых...
Впереди группы с опущенной головой шел Лука Телегин. Двое партизан за ним вели под руки раненого Вадима Шестопалько. Наскоро забинтована голова, один глаз чуть виднелся из-под повязки. Обмотанная левая рука висела на куске сорочки, порванной для перевязки. Засохшие подтеки крови на плечах и груди.
Вадим еле шел, поддерживаемый двумя партизанами. Автомат его висел на плече сапера. Внимательный взгляд Марии Иосифовны успел заметить, что в группе нет двух партизан, в том числе и младшего сержанта Старовойтенко.
— Черт возьми, прибыли! — стараясь не показывать своих переживаний, первым сказал Телегин.
— Правильно, Мария Иосифовна. Тянуть, конечно, тянет... Докладываю, потому что, наверное, усну.
— А может, потом доложишь? — опять предостерегла командир отряда.
— И то правда, простите, товарищ... товарищ...
Шестопалько заснул. Во сне тяжело стонал, скрежетал зубами, его отнесли в землянку Виктора. Мария Иосифовна осторожно взялась менять повязки. Засветили ночник из гильзы фашистского снаряда. В землянку вошла Кристина. Молча, со знанием дела взялась помогать командиру отряда.
— Ага, ага... фашисты проклятые... Мама, не жалей его и не плачь. Мы сами... сами справимся. Ах, ключи от ЗИСа... — Вадим открыл глаза, оглядел присутствующих. — Мария Иосифовна, ключи в машине. Пусть Виктор...
И снова заснул, что-то бормоча, пока не затих совсем.
— Никуда он не поедет, — как бы про себя сказала Мария Иосифовна:
— Да куда ему. Подлечим, тогда уж... — в тон ей полушепотом сказала Кристина.
Мария оглянулась на нее, знаками показала молчать и вышла из землянки. Кристина села у постели раненого.
Опершись плечами на сосны, стояли Виктор и Станислав Лужинский. Молчали, когда из землянки к ним вышла Мария. Где-то в стороне тихо говорили партизаны. Мария услышала те разговоры, постояла, прислушиваясь, и пошла под сосны к Виктору и Лужинскому.
— Грустите? — спросила. — Обещали же рассказать, Станислав, что выведали там у них.
Виктор первым качнулся от сосны, погасил серьезность в глазах, улыбнулся.
— Да тут, Мария Иосифовна, мы вот советуемся со Станиславом.
— О чем? Давайте будем взрослыми, Виктор, давайте ни о чем не советоваться под соснами. Нас так немного здесь. Вадиму плохо, серьезное ранение.
— Рука? — спросил Лужинский, чтобы как-то утаить то, о чем только что так горячо спорил с Виктором. Но Виктор понял, махнул ему рукой. — Тут, Мария Иосифовна, другое… Вадима, наверное, придется положить в селе, уговорить какого-то надежного врача. Это мы так и сделаем. Но… товарищу Лужинскому надо уже уходить с отряда по своему партийному поручению, сорванному арестом. Может, он попутно поинтересуется тем адресом, что… Ниночка…
— В Португалии? Что ты, Витя… Время ли теперь? У матери болит сердце, но… товарищ Лужинский имеет свои дела. Спасибо ему за дружескую помощь. И… пусть уходит на свое задание.
— Он сам себе хозяин в своем партийном обязательстве.
— Не надо его впутывать в мои личные дела… Не время теперь даже говорить об этом… Если уже известно, что жива, то…
— То надо проверить что и как, — встрял Лужинский, отталкиваясь от сосны. — Я в самом деле буду где-то там и, как только будет возможность, наведаюсь.
Он понимал Марию Иосифовну. Есть ли мать, которая не согласилась бы на какие угодно трудности, даже на пытку ради спасения своего ребенка! Когда Мария застала их за разговором, Виктор уже успел рассказать Станиславу о ее сложной судьбе. Лужинский хорошо сознавал, что кроме него в отряде нет никого, кто мог бы помочь командиру в этом болезненном вопросе. И он решил обязательно помочь.
— Завтра отправляюсь! — сказал Станислав. — За сегодня отдохну, план продумаю...
— Конечно. А командир... — добавил Виктор, когда Мария отошла.
— Она мать, Виктор. В этом вопросе Мария нам не командир.