Клеймо сводного брата (СИ)

Герман захлопнул входную дверь. Снял ботинки, оставшись в джинсах и светло-зелёной рубашке.

— К коту прилагаюсь я, — улыбался он.

— Настырное приложение, — хмыкнула я, взглянув на него через плечо и отмечая, насколько он выглядит сексуальным.

Внезапно кот вывернулся из рук, мягко спрыгнул на пол и пошёл изучать дом.

— Где Слава?

— С няней. Я подумала, что нам сегодня все нужно обсудить и поставить все точки над и.

Герман зашел в спальню, чтобы проверить, точно ли мы одни?

— Я скучал. И у меня есть объяснение, почему я общался заведующей.

— Не надо, — тихо ответила я. — Я просто дурочка.

Герман посадил меня на диван и рассказал, что деньги отца он потратил на исследовательскую лабораторию, которая спасет немало жизней!

Я в приятном шоке, открыто улыбаюсь и кидаюсь ему на шею.

— Я горжусь тобой, — тихонько шепнула я и решила рассказать о своих успехах позже.

— Значит теперь ты не злишься на меня?

— Возможно, ты заслужил это.

— Хочешь всё-таки завести на меня дело? — спросил он и оперся рукой на спинку дивана, нависая. Подавляя. Возбуждая.

Я отпрыгнула от его губ и встала.

— Давно заведено. У тебя были плохие адвокаты.

— Ты вынесла приговор, не выслушав моих объяснений, и отправила меня в ссылку.

— Во всяком случае, я могу их выслушать сейчас.

— Я готов. У меня заготовлена жалобная речь и несколько неопровержимых фактов, которые примет даже такой строгий судья, как правильная София Демидова.

Я рассмеялась, ощущая себя счастливой. И задохнулась, когда он тоже поднялся и приблизился ко мне. Так близко. Так нужно.

— Не сможет их проигнорировать, — закончил Герман и под мой смех сделал ещё шаг, коснулся моей щеки. Я прикрыла глаза, нежась в лучах его любви. — Но можно я сначала тебя поцелую.

И я уже потянулась, как вдруг услышала:

— Хочу трахнуть тебя языком.

Когда рука поползла под юбку, я остановила его и сделала шаг назад. Дыхание сбилось, и я жадно глотала воздух ртом, как и Герман. Он сжимал и разжимал руку, словно сдерживая какое-то желание.

— Ужин. Сначала ужин. И важный разговор.

Герман застонал и, не выдержав, прижал меня к себе.

— Не могу без тебя. Люблю тебя. Хочу тебя, пиздец.

— И я тебя люблю.

Он посмотрел на меня и переплёл пальцы.

— Ты сможешь всё забыть?

— Я больше не хочу забывать, Герман. Это урок тебе о том, что надо быть откровенным. Говорить правду.

— Тебе тоже, — поднял он брови, и я, вздохнув, кивнула.

Герман усмехнулся капитуляции и обвил рукой талию, отчего я вздрогнула.

— Может, ну его, этот ужин? — спросил шёпотом Герман, прижимаясь ко мне. – А поговорить мы еще успеем. Вся жизнь впереди.

Он демонстрировал своё желание и напоминал, как нам было хорошо в прошлый раз.

Он коленом слегка раздвинул ноги и потёрся о промежность. А я текла и почти теряла сознание.

Я и не хотела сопротивляться — наполненная страстным восторгом любви только и смогла, что кивнуть.

Герман поднял меня на руки и понес в спальню.

— Хочу как в прошлый раз, — говорю я, пока Герман нетерпеливо положил меня на кровать и снимал платье через голову, оставляя меня только в кружевных трусиках.

Он дрожащими руками провёл вдоль желанного тела и прохрипел возбуждённым голосом.

— Будет так, как ты захочешь. Грубо, нежно, жестоко.

Герман одним движением скидывает с себя рубашку, а следующим — брюки, оставшись в одних синих боксерах.

Он навис, но я вскинулась и оседлала его, тряхнув волосами.

Я же не сказала ему, как именно в прошлый раз и кто будет подчиняться грубой силе. О, как я этого ждала.

Я подняла его руки и зацепила их наручниками.

— Соня, — рванулся Герман, но я покачала головой. — Сонечка, развяжи меня.

— Ты был рядом, я чувствовала тебя, но ты не нарушал обещания, пока я сама к тебе не пришла, — продолжала говорить я и снова взобралась на Германа, тронув его грудь кончиками длинных волос, отчего тот вздрогнул и забился сильнее.

— Милая, отпусти меня! Я очень хочу в тебя.

— И вот мы столкнулись с проблемой, — я присела на его, скрытый тканью трусов, член и начала тереться об него, трогая свою грудь руками. Взгляд Германа излучал жар, а сам он рычал от невозможности ласкать меня. Ключи от наручников лежали на самом краю кровати, и он при всём желании не смог бы до них дотянуться. — С одной стороны, ты обманывал меня много лет, что в итоге привело… к сам знаешь, чему. С другой — ты избавил меня от Пети, спас Славу, любишь меня.

— Люблю, очень люблю, только развяжи меня, и я докажу тебе, — шептал Герман, уже сам дёргая бёдрами в такт моим волнообразным движениям.

— И, в принципе, — продолжала говорить я, ущипнув себя за сосок, — ты находился под пагубным влиянием материальной зависимости, а, значит, это во многом оправдывает тебя. Что?

Герман перестал биться в силках и внимательно посмотрел на меня, а потом резко поднял скованные руки, захватил меня в кольцо и перевернулся.

Я с криком оказалась прижатой к кровати, под ним, без возможности вырваться, но больше не боялась этого.

— Ничего не может оправдать изнасилование, но я рад, что ты на пороге того, чтобы простить меня.