Клеймо красоты

Дед опять замолчал надолго, а когда заговорил, видно было, что каждое слово дается ему с трудом: «Помнится, когда я шел из деревни к вам, в город, я проходил одно большое торговое село. На площади перед храмом щепотников[4] собралась толпа народу. На телеге стоял человек с треногой и смотрел на людей сквозь вражье приспособление. Он крутил ручку, слышался треск. „Кино снимают!“ – кричали солдаты, которых почему-то было здесь множество.

Кино, искушение силы нечистой! Я плюнул в их сторону и решил обойти стороной дьяволобесное сборище, но солдаты стали гнать меня в толпу. Посреди площади горел большой костер. Щепотники бежали к нему со всех сторон и бросали в огонь божьи поличья. Я вознес в сердце своем молитву Господу, чтобы вразумил их, а потом вдруг заметил, что на площади нет ни баб, ни детишек, ни старух. И еще я увидел, что окна храма заколочены досками, а оттуда слышен тихий вой и плач. Врата были подперты и заложены, а вокруг нагромождены вязанки хвороста. Я стоял и прислушивался к обрывкам разговоров до тех пор, пока не узнал, что комиссары согнали баб да ребятишек в храм и посулили сжечь живьем, коли мужики не принесут из своих изб все образа и не бросят в костер. Для того, чтобы потом по всей Руси показывать это дьяволово „кино“ на искушение и смущение душ человеческих.»

Я не поверил тогда деду, сознаюсь, сестра. Разве можно было поверить в такую бесчеловечную жестокость? Я убежал от него в слезах, а на следующий день на пионерском торжественном сборе мне повязали на шею красный галстук и я поклялся быть верным делу Ленина – Сталина. Вечером дед начал строгать в сарае домовину, а когда она была готова, лег в нее с намерением больше не подниматься. Никому из нас он и слова не сказал, только обмолвился матери, что пришло ему время принять новое божье крещение. И как мы ни плакали, как ни просили, он оставался непреклонен до тех пор, пока не встал на пороге странник, не повернул крышку гроба крестом и не сказал ему заветные слова.

Помнишь, каким был тот человек? В простой крестьянской одежде, в разбитых сапогах, с измученным лицом. Один из многих, которые тянулись из деревни в город. И только глаза отличали его от прочих, потерявших надежду, изверившихся…

Его пригнали несколько дней назад по этапу и определили в наш барак, на освободившиеся за смертью постояльца нары. Или место это было такое несчастливое, или застудился он в пути, однако уже к вечеру его начала бить лихорадка. Я наклонился над ним подать воды, а он вдруг сказал: «Федор! Помнишь ли ты меня?» Я поглядел в его запавшие глаза, обметанные уже смертными тенями, – и чудо свершилось. Я узнал его! Но видел теперь не лицо умирающего, а словно бы себя самого, мальчишку с еще не высохшими слезами.

Помнишь? Мать позвала его выпить чаю с дороги. Она не знала, куда его посадить, чем угостить, коли он вернул к жизни деда. Странник согласился. Мы все сели за стол, а мать вышла зачем-то в сени и вдруг вбежала белее полотна. «Идут! – шепнула она, теряя голос от страха. – Идут солдаты, милиция!»

Странник поднялся. «Это за мной, – сказал он спокойно. – Ничего не бойтесь, господь да охранит вас. Уйдите отсюда все».

Мать вытащила нас в соседнюю комнату, но я вырвался и прильнул к дверной щелке. «Прощай, брат, – сказал странник деду. – Странствуй же с миром! Теперь ты все знаешь. Храни великую тайну свою, а уж я свою сохраню как надо». Он перекрестил деда, помог ему поднять крышку подпола и спуститься туда. А сам встал на пороге, чтобы встретить вооруженных людей, которые ворвались в дом.

«Вот он я, – промолвил очень спокойно. – Вы пришли за мной, так возьмите меня. Но не троньте этих людей, они виновны только в том, что накормили нищего». И нас не тронули…

А его увели.

Он уходил, не оглядываясь на дом, которому доверил ту самую тайну, которую должен был хранить. Да, за минуту перед тем, как отворить дверь своим преследователям, странник с невероятной силой поднял доску порога, сунул туда какой-то темный, продолговатый предмет, и опустил доску на место так, что гвозди точно вошли в пазы. Никто и никогда не догадался бы, что под порогом тайник! Он ведь не знал, что я смотрел в щелку и видел все это…

Его увели, он сгинул бесследно, и дед с тех пор тоже исчез. В подполе был потайной ход на соседний двор – им дед и ушел, конечно.