Клеймо Дьявола

Теперь читателю должна стать понятной осторожность господ Нергала и Мормо в отношении мсье Мориса де Невера. Нергал, когда Невер фактически бросил им вызов, задумался — и прочёл ту же задумчивость в глазах Мормо. Может ли человек обладать столь безрассудной смелостью? Храбрость француза граничила с идиотизмом, но никаких признаков ненормальности Морис де Невер не проявлял, был неизменно спокоен, мягок с сокурсниками и галантен с девицами. Стало быть…

Этот вывод они с Мормо сделали одновременно. Стало быть, красавчик имеет нечто, дающее ему основание дерзить. Но что он может? Глупо было нарываться на неизвестность, но кое-что для Фенрица неожиданно прояснилось — пусть и не до конца.

Дело в том, что оставшиеся до полнолуния дни дружки-бурши коротали в небольшом борделе в городишке Шаду, неподалеку от Меровинга. Блудный дом располагался в полуподвальном помещении, имевшем вход через небольшой бильярдный зал обычного с виду кафешантана под названием «Три фазана». Клиентов знали здесь в лицо, новый посетитель мог войти в общий список лишь по рекомендации члена клуба. Названия у него не было, и потому в ходу были простое наименование «Клуб» или эвфемизм «Фазаны». Нергал и Мормо почти сразу по прибытии в Меровинг прошли туда по представлению одного из самых известных и весьма пожилых казанов городка, в последнее время переставшего появляться в борделе из-за странной, как утверждали некоторые злопыхатели, «сифилитической гундосости». Клеветники! Надо полагать, просто простудился старичок. За Нергалом и Мормо, спустя неделю после приезда, стали приходить Риммон и Хамал. По приглашению Мормо был и Митгарт. Заходил и Морис де Невер. Последний, как считал Нергал, неизменно портил весь отдых. Для бордельных барышень он всегда был самым дорогим и желанным гостем, они сбегались толпой и, словно заворожённые, пялились на него, как на диковинку, напрочь забывая обо всех остальных. Нергал морщился и скрипел зубами. Чёртов селадон…

Однако попытка поставить на место красавца, уже поразившего Фенрица противоестественной для разумного человека дерзостью, не имела успеха. Налетев на него с кулаками в полутёмном коридоре притона, Нергал оказался с невероятной силой отброшенным к стене и, не устояв не ногах, свалился на грязный пол. Вторая попытка закончилась ещё плачевней. Фенриц отлетел к лестнице и, не удержавшись на ступеньках, упал вниз, в кровь разбив голову. Кто бы мог подумать, что этот херувимчик столь силён? Нергал ринулся на него в ярости в третий раз — так бросается волк к глотке жертвы. Из глаз Нергала посыпались искры — ему показалось, что он ударился головой о каменную стену.

Что происходит, чёрт возьми? Фенриц недоумевал до такой степени, что перестал и злиться.

По счастью, вскоре все изменилось. Невер стал появляться всё реже, а, забежав, торопливо расплачивался, лихорадочно суетился, выбирал, не глядя, первую попавшуюся, потом исчезал. Перестал заходить и Риммон. Что касалось Хамала, то он постепенно тоже становился всё более редким гостем, утверждая, что местные гетеры воняют. При этом почему-то опускал глаза и бледнел. Нергал заметил, что и мадам Бове, бандерша, хозяйка притона, умолкала и переставала раскланиваться с посетителями, когда замечала среди них Гиллеля Хамала, и, наконец, в приватной беседе, подслушанной Фенрицем, попросила его… более её заведение не посещать. Лицо Хамала передернулось судорогой, но больше он у «Фазанов» не появлялся.

Девицы волей-неволей начали уделять Фенрицу больше внимания. Довольный этим, Нергал стал галантнее и щедрее и даже иногда, по просьбе барышень, барабанил по клавишам простуженного пианино, горланя арии из «Травиаты». Как считала мадам Бове, очень даже неплохо.

 В этой песне — глубокая правда,
 Её не принять невозмо-о-жно.
 Знай, что все в этом мире ничто-о-жно,
 А важно веселье одно!
 Лови же счастья миг златой,
 Его тяжка утрата,
 Промчатся без возврата
 Дни жизни молодой.
 Любовь не век в душе живёт,
 Года не в нашей воле,
 Цветок, поблекший в поле,
 Опять не зацветё-о-от! —

на этом месте темперамент всегда захлестывал певца, и он, по мнению Клотильды Бове, демонстрировал невероятную красоту и пластичность вокализации вкупе с удивительным изяществом и виртуозным блеском исполнения (о чём она неизменно с восторгом ему сообщала). Между тем, девочки немного пискляво, но очень звонко и дружно подхватывали:

 Ловите ж, ловите ж минуты веселья,
 пока их
 жизнь даёт,
 ах!