Клеймо дьявола

— Именно, — Лапидиус порадовался. Ее умозаключение свидетельствовало о мыслительных способностях. Может, Фрее Зеклер и не хватало образования, но смышлености ей не занимать. — Из-за замка, который не даст тебе вылезти.

— Но Одиссей-то слушал красивые песни, а мне остается только мука.

— Это так. Зато под конец ты победишь болезнь. Точно так же, как Одиссей торжествовал победу над сиренами. Это главное.

— Да, наверное.

Фрея начала дрожать. По сравнению с жаровой камерой в помещении было холодно, а на ней практически ничего не было.

— Господи! — воскликнул Лапидиус. — Ты же замерзаешь! Это беда для лечения. Давай скорее в камеру!

Она не двинулась с места, только спросила, к его удивлению:

— А у Одиссея была жена?

— Да, а что? Ее звали Пенелопа.

— Пенелопа, — повторила она за ним. — Чудное имя. Но красивое.

— Полезай быстро в камеру. Прошу тебя! — не отставал Лапидиус. — Я сейчас уйду, а ты ляжешь на место, договорились?

Она пристально посмотрела на него:

— А это и вправду важно?

— Очень важно.

— Тогда лягу. Только скажу: если бы вы сейчас не рассказали историю про Одиссея, я бы ушла. Только не запирайте на замок.

— Хорошо. Я пришлю тебе Марту. Она снова намажет тебя. А потом ты получишь diaphoreticum.

— Что-что?

— Извини, потогонное средство.

— И еще мне нужен свет.

— Позже я принесу тебе керосиновую лампу и поставлю возле дверцы. Но нельзя оставлять ее зажженной на ночь, это опасно.

— Вы сами за ней придете?

— Да.

— Когда?

— Посмотрим. Но приду обязательно.

Лапидиус спустился по лестнице и направился в кухню, где застал у плиты полусонную Марту.

— Марта, вот ключ от камеры Фреи. Запри, после того как закончишь ее обихаживать.

Служанка от души зевнула.

— Ладна, хозяин. А чё делать-та?

Лапидиус объяснил.

— И еще: ключ только один. Смотри, не потеряй его. Я буду давать его тебе только на время процедур. Сразу, как закончишь, отдавай его мне. А в случае если меня нет дома или еще что, прячь его… — он оглядел стену у плиты, поскольку помнил, что один кирпич там плохо держался, — прячь его сюда, за кирпич.

— Ладна, хозяин, сделаю. Не хотите горяченького? Супчик готов.

— Нет, спасибо. Мне еще надо поработать.

— Ладна, хозяин. Токо не скопытьтесь с голодухи. Все баландаетесь в ваших стекляшках, и поесть неколи…

— Марта!

— Все-все, хозяин, уже иду.

ТРЕТИЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ

Фрея лежала в жаровой камере и гадала, который теперь час. Утро уже настало? Где-то посреди ночи она задремала, когда пришел Лапидиус и погасил лампу. Лапидиус. Какой странный человек. Такой долговязый, но совсем тощий и какой-то усталый. Строгий, с холодными серыми глазами. И не молод уже. Но все же в нем что-то такое есть… Богатый и с положением, хоть одевается как-то небрежно. Наверное, он многое пережил, прежде чем осел в Кирхроде. Но что? В нем есть какая-то тайна, это уж точно…

Зачесалось плечо, и она, с трудом дотянувшись, поскребла зудящее место. Под ногти и между пальцами набилась вонючая густая мазь. Она обтерла ее о стропило. Ее мысли снова вернулись к Лапидиусу. Ей еще в жизни не встречался человек, который бы стал для нее что-то бескорыстно делать, не считая матери, конечно. И недоверие к нему еще не совсем прошло. Что-то должно за этим крыться, коли он так поступает…

Во всяком случае, что касается опасности сифилиса, она ему верила. Она никому об этом не рассказывала, но ей было известно, как выглядит «французский дом» изнутри. Однажды они с матерью были в одном таком, и она навсегда запомнила его несчастных обитателей. Многие из них сейчас уже наверняка пали, как скот. Несмотря на жару, у нее по спине пробежал холодок. Нет, она не хочет так умирать. Только не так! Только вот правда ли, что она умрет, если не выдержит лечения? Уже сейчас ей стало от него хуже. Она чувствовала себя разбитой и обессиленной. Голова гудит и вот-вот расколется. Что это за лечение, от которого становится только хуже?

Осторожно она перевернулась на другой бок, потому что почувствовала появление первых пролежней. От напряжения ее бросило в пот. Как невыносимо жарко в этой камере! И тесно, так тесно, что и лежать-то можно, только вытянув руки вдоль туловища. И темно. Она подняла голову, чтобы заглянуть в оконце, вырезанное мастером Тауфлибом. Как там день, уже начался?

И тут прямо перед глазами увидела висевшего на тенетах паука.

Ранним утром Лапидиус сидел в своем любимом кресле и блуждал взором по лабораторным приборам. За полгода, прошедших после покупки дома, ему удалось приобрести еще несколько прекрасных экземпляров. Например, чудные albarello из Италии, фаянсовые сосуды с ровной оловянной глазурью. Над дверью теперь красовалась искусная гравюра, изображающая аллегорию алхимии — женская фигура, держащая в каждой руке по книге: одна обозначает общедоступные, другая — тайные знания. Перед фигурой вверх уходит лестница, как символ терпения, чтобы ступень за ступенью подниматься к новым вершинам науки. Настоящий шедевр! Лапидиус подавил зевок и исправил запись «Понедельник, 11-е» на «Четверг, 14-е».