— Слушай! Этот Оронт — гнусь какая! А его писец Масхей — не поймешь, человек или репа, только сразу видно, что негодяй. Как ты думаешь, если поймать его ночью и отрезать уши?
Клеарх промолчал. А Масхей действительно был негодяй и перестал платить наемникам.
— Ты подумай, — продолжал Бион, — мы, греки, за Тирибаза, а варвары ведут себя гнусно. Чем это объяснить?
— Очень просто, — сказал Клеарх. — Тирибаз — отменный полководец, а Оронт — бездарен. Тирибаз умен, а Оронт — глуп. И для грека это значит, что победит Тирибаз, а ддя перса — что победит Оронт.
Бион изумился:
— А не стоит ли это передать Тирибазу?
— Передай, пожалуй.
А еще через неделю Тирибаз позвал к себе Клеарха попрощаться: царь отзывал его в Сузы.
— Не стоило б тебе ехать, — сказал Клеарх.
Тирибаз промолчал.
— Может, и не стоило б, — сказал он, — если б этот месяц ты почаще бывал со мной и пореже — с Масхеем. Мне передавали твои слова о греках и персах. Может быть, ты думаешь, что ты вел себя, как перс, но я скажу, что ты вел себя, как негодяй.
— Напротив, — возразил Клеарх, — я всего лишь хотел сказать, что ты победишь, если будешь себя вести, как грек, и проиграешь, если будешь себя вести, как перс.
Тирибаз помолчал и ответил:
— Нет уж, лучше я все-таки поеду в Сузы, чем буду вести себя, как грек.
Так-то Оронт присвоил себе всю честь победы над Эвагором, но честь уже была невелика: в новом соглашении Эвагор назвал себя не царским рабом, а кипрским царем.
Мир подписали через три месяца. Вскоре зять Тирибаза, флотоводец Глос, собрал командиров на лугу для угощений и подарков. Когда все поели, ополоснули руки и стали пировать, Глос подошел к Клеарху, возлежащему на одном ложе с его сыном, Тахом, поднес золотой ритон в форме бараньей головы и сказал:
— Выпей и прими в дар!
Клеарх посмотрел на него внимательно. Персу было чуть больше сорока, он был очень хорош собой, в пурпурном кандии с бляхами и браслетами, с белым лицом и черными бровями.
— Что ж ты хочешь? — спросил Клеарх.
— Я хочу, — ответил Глос, — чтоб ты достойно помянул моего тестя Тирибаза, месяц назад казненного по приказу царя.
Клеарх поглядел поверх золотого барана и спокойно сказал:
— Мне бы не хотелось за это пить, потому что без Тирибаза ваши поминки непременно кончатся поражением.
Tax сбоку глядел на друга широко раскрытыми глазами, словно видел его впервые в жизни. Отец его расхохотался.
— Накануне битвы при Платеях, — сказал он, — фиванец Аттагин устроил пир, и на нем мой прадед Арианд возлежал с каким-то греком. Арианд сказал греку: «Завтра меня убьют и от всех этих пирующих не останется и десятка… Самая тяжелая мука для человека: все понимать и не иметь сил бороться с судьбой!» А грек изумился и спросил: «Не стоит ли сообщить об этом начальникам?»
Клеарх улыбнулся: перс, как всегда, рассказывал историю противоположную греческой. Греки уверяли, что под Платеями персов было в двадцать раз больше, чем греков, персы же уверяли, что персов было вдесятеро меньше… Клеарх склонялся к точке зрения персов. Отвечая за снабжение отрядов, он понимал: будь армия персов такой, как ее рисует Геродот, то при таких дорогах, когда голова ее дошла бы до реки Асоп, хвост оставался бы еще в Сардах.
Глос отряхнул красивые руки, поднял голову и продолжал:
— Греки — разумные люди. Если кто поднимает у вас восстание — так действительно чтоб захватить власть. Царь осыплет меня милостями — что же, станут говорить, что я принял милости от убийцы родича!
Глос протянул Клеарху кубок.
— Я думаю, — сказал он, — что восставать надлежит не для того, чтобы победить, а ддя того, чтобы умереть, потому что тогда побеждаешь не людей, а богов. Выпей-ка, грек, за мою победу над богами!
Клеарх выпил кубок и покинул луг.
Восстание ионян за свободу необычайно разрослось с тех пор, как к нему примкнули Глос и Tax, а также сатрап Фригии Ариобарзан, перепуганный тем, что сын его стал царским любимцем. Помогали также Египет и Спарта. Через месяц Клеарху принесли мешок, в мешке заяц, в зайце кожаный пузырь, а в пузыре — письмо от Биона: «Переходи к нам. Не ты ли говорил, что наемники должны быть вместе, а выгод искать в общем вожде и общем враге! Вспомни слова Исократа! Я дерусь за свободу греков, а ты поступил, как варвар, а не как грек».
Клеарх отнес зайца Орошу. Оронт расцеловал его и сказал:
— Я знаю, из меня плохой полководец. Возьми пять тысяч греков и тысячу пафлагонцев и отправляйся в Ионию: у тебя не будет другого соперника, кроме как во вражеском лагере.
Клеарх ушел, а в палатку вошел арамей Масхей, и Оронт швырнул зайца прямо в рожу своего писца, дибиру, так что того всего обрызгало кишочками, и закричал:
— Кто сказал, что он не принесет письма?
Арамей Масхей, не поймешь, человек или репа, был очень зол на Клеарха, потому что взбунтовавшиеся наемники так и не получили жалованья, а Клеарх получил. Кроме того, он завидовал его молодости и красоте. Он утерся и сказал:
— Господин мой! Знаешь ли ты, что он говорит за твоей спиной? Он клевещет везде, что ты украл у Тирибаза победу и что царь понес через тебя ущерб.