Клавесинщица

Достав посудину из холодильника и размотав пакет с ней, она, уже понемногу возвращаясь к нормальной жизни, оглядывала Валерин затылок с отчуждённостью, как совершенно посторонний предмет.

Голова выглядела по-киношному реалистично.

Из неё натекло, и решив тогда сполоснуть эмалированную чашку, в которой она варила летом черешневое варенье, Ленуся перевернула холодный череп на бок. Там ей открылось залежавшее ушко. Подогнутое на сторону, освобождённое от тяжести, оно смешно топорщилось, даря Валере милую лопоухость.

Ленуся тогда улыбнулась, и до-олго помнила своё желание поцеловать его, благодаря себя потом за силу зажмуриться, пока засыпала его голову купленной солью, чтобы спрятать в морозильник до поры. Ей не пришлось помнить и забывать, как та ссыпалась по Валериной скуле белым водопадом, налипая на мокрые губы, обдавая ресницы белой пылью, и погребала под собой небритую щёчку, с отпечатавшимся изгибом дна старого бабушкиного тазика, который Ленуся уволокла после её похорон «на память».

Друзей его, что тогда сидели в баре по соседству, недели через три начали таскать в ментовку. Ничего не дознавшись, следаки повошкались для виду, а сестра с двумя детками была рада объявлению брата без вести пропавшим, потому что на его квартирке копился долг по коммуналке, а имущество нуждалось в призоре. Проверив больницы и морги, она сразу поверила, что братец её убит, помня как скинхедские кавалеры из девяностых годов, бравируя рассказывали, про забитых до смерти цыган и азеров, закатанных в бетон и закопанных по лесополосам чуть ли не эшелонами.

Сгинувшего Валеру уже через пару лет позабыли помнить, словно и не было его никогда.

Думая о причине своего поступка, стыдясь и отмаргиваясь от застывших перед глазами сцен, клавесинистка Ленусенька, с нежными сахарными пальчиками и редкой грацией, склоняла золотоволосую головку чуть набок, глядела в окно по утрам, и мешала свой кофе в красивой чашке, размышляя о бабке, которая смогла прожить жизнь без мужика. Думалось ей о своём всегдашнем одиночестве и любви, которой ей досталось так мало.

До корня бед не доискалась, но поняла одно – жить одной ей не хочется.

А соседи ещё лет пять потом гадали, отчего Ленуся даже в минус пятнадцать постоянно проветривает.