Разумеется, Либерии не может заткнуться сразу. Он должен оставить последнее слово за собой. У него острый приступ неудержимого красноречия. Он вещает еще минут пять. Он – в лавровом венке победителя. Но прихожане разочарованы. Ожидаемого литургического мордобоя не случилось, и народ потихоньку расходится.
Оставив спутников Либерия за дверью, я приглашаю его самого в кабинет иерофанта, стараясь казаться тихим и смиренным. Я знаю, где у иерофанта припрятана пара бутылок израильского вина. Предлагаю Либерию выпить, и – в точности, как иерофант, – он не отказывается пригубить святого вина, “точно такого же, какое пил наш Спаситель”. На мой вкус, это вообще не вино, а какая-то пахучая жидкость для полоскания рта, но сейчас в этом есть своя польза.
– Бог не любит тебя, – объявляет Либерии с улыбкой. – Совершенно не любит, ни капельки.
– А откуда вы знаете?
– Есть в тебе что-то содомское. И Господь очень скоро тебя накажет. Уже очень скоро.
В общем никто и не ждал благодарности за стакан паршивого вина, но откровенная грубость – это уже слишком. Собственно в этом и заключается главное преимущество воинственного, агрессивного хамства: оно разит наповал. Хамство непобедимо, с ним невозможно бороться. Разумеется, есть люди, которые умеют поставить хамов на место. Впрочем, так и должно быть. Что бы ты ни продавал, тебе приходится поднапрячься, чтобы найти покупателей. Не всем нужны кокаин, новый “Порше” или хамство.
Я подливаю Либерию вина, а он показывает мне фотографию какого-то педика, явно не обезображенного интеллектом.
– Смотри. Это Роберт Карадек. Тысяча триста двадцать шесть дней в аду. Этот богопротивный мерзавец горит в аду тысяча триста двадцать шесть дней. В Геенне огненной, в вечных муках. Ты знаешь, что значит вечность за вычетом тысячи и трехсот двадцати шести дней?
– Нет.
– Это целая вечность. Бог любит не всех. Он любит наказывать.
Надо признаться, его рьяный пыл произвел на меня впечатление. Даже при ограниченной аудитории в количестве одного человека (в моем лице) он выкладывается по полной программе. Основательный дядька.
– Из всех моих многочисленных достижений, а их так много, что я сам не помню их всех, но это поистине великие достижения, так вот, самое величайшее из всех моих выдающихся достижений – что я принесу истинную религию в этот город, погрязший в грехе безверия. – Либерии продолжает вдохновенно вещать, упиваясь собой и своей высочайшей миссией, но не забывая при этом периодически обзывать меня “жалким
червем”, или “жалким никчемным червем”, или “четырежды жалким никчемным червем”, не заслуживающим спасения. Он пьет вино большими глотками, как запойный пьянчуга, и опустошает пакетик с соленым арахисом, который я собирался приберечь для себя. На потом.
– Душевно рад познакомиться с бумагорезкой по имени королева Мария, – заявляет Либерии и падает на пол. Его вырубает не с двух стаканов паршивого вина. Его вырубает с двух стаканов паршивого вина, в которое я подмешал наркотик. Я знаю, что это опасно и противозаконно. Но этот Либерии, он какой-то уж слишком противный. И потом, мне плевать. Всю жизнь я пытался быть честным, законопослушным гражданином. И чего я добился в итоге? Вообще ничего не добился.
– Потребители времени… они не равны перед Господом, – бормочет Либерии, лежа на животе носом в пол, пока я раздеваю его догола и защелкиваю у него на запястьях наручники.
У меня большой выбор наркотиков, предназначенных для облегчения процесса, именуемого изнасилованием на свиданиях, и толстая стопка порножурналов с явным уклоном в извращения. Мне их послало само Провидение. Позавчера приходил Герт и долго плакался: “В кого я превращаюсь?! Мне самому страшно!”. В общем-то это обычное человеческое состояние: страшиться того, во что ты превращаешься. Большинство людей так и живут. Герт решил выбросить все “пилюльки” и всю порнографию в надежде выторговать себе спасение души. Я отпустил ему все прегрешения и отпустил с миром, хотя вынести на помойку “пилюльки” и тошнотворные порножурналы – это не метод. Всегда можно пойти и купить себе новые. В ассортименте.
Я переживаю за Герта, хотя он уверяет, что не сделал ничего плохого. Просто он постоянно об этом думает. Мне казалось, что я видел все в этой жизни, но коллекция Герта потрясла даже меня. Есть вещи, которые не приносят тебе вреда. А есть, которые не приносят вообще ничего, кроме вреда. Кокаин. Абсент. Фантазии на тему пыток. Вежливость и порядочность.