«Когда в таланте есть гордыня…»
Когда в таланте есть гордыня,
Зовущая с небес богиню
На состязанье в ремесле
(Не видя равных на земле
Своим уменьям благородным),
Тогда случится что угодно…
Так, превращённая богиней
Арахна чудо-паутины
Теперь плетёт среди ветвей,
Оставив страсти для людей.
Виктор Булгаков (Александр Блок)
Александр Александрович Блок
(1880–1921)
Выдающийся русский поэт и мыслитель начала XX века. Его поэзия характеризуется глубоким лиризмом, символизмом и философскими размышлениями о судьбе России и человеческой судьбе.
В его стихах глубокая философия, размышления о смысле жизни и смерти, а также любовь и религиозность. Одним из известных его произведений является поэма «Двенадцать», посвященная событиям Русской революции. В ней поэт выражает свои переживания в условиях революционного переворота и гражданской войны, представляя Россию как великую мученицу и жертву политических изменений в стране.
Поэта по праву считают классиком русской литературы ХХ столетия и одним из крупнейших представителей русского символизма. Поэт, писатель, публицист, драматург, переводчик, литературный критик – все эти звания он заслужил своей неустанной деятельностью и талантом, оставив неизгладимый след в русской литературе. Его стихи продолжают вдохновлять читателей и исследователей.
Классики идут туда, где трудно
…После того, как бомба-полутонка разнесла Сенной рынок напротив Второго ГПЗ и вышибла окна в нашей пятиэтажке, маме со мной и племянником Женей пришлось на время переехать в бабушкину многосемейную коммуналку на Арбате. Она была попросторнее нашей, населена многими людьми и всегда пахла нехитрыми обедами и непрерывной стиркой. Как только давали газ (саратовского газа в Москве тогда еще не было), из кипящих баков на бельевые веревки перекочевывали дымящиеся и пахнущие щелоком полотнища серых простыней, рубахи и подштанники, дамские и мужские халаты; на плитах доваривались постные щи и закипали соседские чайники…
Но главное – в маленькой комнате были КНИГИ.
Григорий Воскресенский, отец бабушкиного мужа, нашего любимого дяди Димы, погибшего в сорок втором, оставил сыну библиотеку, превращающую комнатку в кабинет энциклопедиста эпохи Просвещения, в мир таинственно светящихся минералов и захлебывающихся магмой вулканов.
Здесь я впервые прочел восхитительные слова «Кракатау», «Игуанодон», «Смарагд», «Виктория Регия», «теория Канта-Лапласа», «Повесть временных лет», «Триас», «Мел», «Альфа Большого Пса». Ясное ночное небо превращалось в завораживающую до ощущения падения бездну, где летящий над великой рекой Млечного Пути Лебедь теряет очертания и его звезды распределяются в третьем измерении непредставимых глубин космоса.
Веками наполнялись чинные книгохранилища в кельях, кабинетах и усадьбах. Переписывались «Правдивые сказанья», и в них застывала, готовая открыться потомкам, многосложная и великая история.
Но история эта была не только сурова, она любила внезапно и круто менять приоритеты.
Темп развития наук, искусств и ремесел нарастал. Знания и убеждения, передававшиеся веками от поколения к поколению, совершенствовались и менялись. И книги теперь все чаще покидали привычные полки, шкафы, начинали спорить друг с другом, приходили в движение.
Сословная структура человеческого общества, стремясь к совершенствованию, порождала неравенство, и общество переставало быть стабильным. Книги усилиями их авторов и проповедников старались всё упорядочить, поспевая и в монастыри, и в школы, и в мудрую тишину кабинетов Фаустов, и в пеструю периодику.
Но наступала пора крутых перемен и социальных катастроф. Жизнь перекраивалась повсюду. И череда потрясений не могла не коснуться мира Книг.
Мир этот оказался неожиданно удивительным. Волна поспешной эмиграции состоятельных и не склонных менять образ жизни граждан оставляла в России не только недвижимость, но и тысячи книг…
Как ни странно, расходясь по России, они становились доступнее массовому читателю. Да, хранилища делались скромнее и проще. Да, их иногда сжигали люди, которым они казались обязательным атрибутом власть имущих.
Об этом, в частности, вспоминает Маяковский.
«Помню, в первые дни революции проходил я мимо худой, согнутой солдатской фигуры, греющейся у разложенного перед Зимним костра. Меня окликнули. Это был Блок. Мы дошли до Детского подъезда. Спрашиваю: “Нравится?” – “Хорошо”, – сказал Блок, а потом прибавил: “У меня в деревне библиотеку сожгли”.
Вот это “хорошо” и это “библиотеку сожгли” было два ощущения революции, фантастически связанные в его поэме “Двенадцать”…»
Иногда книги конфисковали у владельцев, и, как правило, в этом случае в целом или по частям книги попадали в читальни, в библиотеки казенных учреждений, в частности – в лагерные и тюремные, где не редкостью были дорогие и даже уникальные издания.