Классики и современники

Ростов провожал нас ласково и радостно — теплым и щедрым южным солнцем, мягким ветерком, уже опробованной и по достоинству оцененной водкой «Ростов-папа» (без шуток!), крашенными пасхальными яичками от супруги Дмитрия Пэна, местного филолога и университетского преподавателя, апельсинами от мамы Владислава Отрошенко, пришедшей на вокзал проводить в Москву своего забубенного сына, московского литератора, сбежавшего, как водится, из Ростова в столицу в юные годы.

О том, что Ростов похож на Неаполь, словно две капли воды, еще до поездки нашей делегации из «Октября» в Ростов много чего наговорил Отрошенко, который возле Ростова (в Новочеркасске) родился, в Ростове учился, но после бегства из Ростова в Москву в Неаполе, кажется, бывал гораздо чаще, чем в пенатах. «Я вам покажу!» — тем не менее, торжественно заявлял он уже в поезде. И я его понимал! Если б я ехал с делегацией, например, в мой родной Волгоград, то, конечно, же тоже смотрел бы на остальных как на несносных профанов, как на интуристов, потому что всякий российский человек немножко интурист в нашей необъятной стране.

На подъезде к Ростову Отрошенко начал показывать. На бескрайние, с редчайшими деревцами аксайские степи. На ровный, будто рукотворный канал, Аксай, который — голос Отрошенко замирал от волнения — вот-вот соединится с самимДоном. Из раскрытого окна фирменного поезда Отрошенко водил рукой по Пустоте строго и твердо, словно атаман Платов перед боем. Вот тут мы врубимся в ихнии позиции. А ты, есаул, зайдешь справа, да смотри ж, не зевай! Пленных, мать их так — не брать!

Я смотрел на пылающее лицо Отрошенко и думал: «Вот силища происхождения!» Казалось бы, стандарт московского литератора, существа, вечно озабоченного поисками славы и денег, должен победить всяческую кровь. Но — нет! Наоборот импульсы этой крови всячески подмывают московский стандарт, что-то такое обрушивают в этой системе, создают какие-то неровные края, какие-то глыбы и пустоты.

И — не только в литературе. Если бы товарищи из ЦРУ были мудрее, они бы давно не слушали наших демполитологов, наиболее успешно освоившихся в московском стандарте, но всерьез и надолго занялись бы этногенеалогиейрусских ученых, военных, политиков, писателей. Может, и занимаются — кто их знает? Только все равно ни черта они во всем этом не поймут!

Это и русский-то человек не совсем понимает, а только временами с изумлением чувствует в себе и окружающих. Например, что существо донского казачества (и казаков в любом поколении) это не шашки наголо, не орущие рты и насупленные брови, не диковатые излохмаченные шапки, но странная и не поддающаяся логическому объяснению элитарность. Ростов — конечно же, Неаполь! Неважно, что в ростовском баре вас напоят простодушно разбавленным местным пивом с каким-то безумным иностранным лейблом. Неважно, что по центральной Садовой улице бесконечно снуют южнокорейские «DAЕWOO», собираемые на местном комбинате. Неважно, что любимыми газетами ростовчан являются «СПИД-инфо» и «Мегаполис-экспресс». Неважно, что в наспех отремонтированном «Интуристе» всего-то иностранцев — два чеченца, четыре армянина и шесть москвичей. Самосознание этноса рождается не из пустяков, не из пива, машин и газет, а из элементов более прочных.

Зато центральная городская библиотека строилась по проекту, который, как нам объяснила ее милейший директор, «соединил в себе достижения всех европейских и американских библиотек». Уже потом центральные власти схватились за головы и таких роскошных библиотек с фонтанами, балконами и проч. больше в России не строили.

Зато (отправимся в прошлое) здание областной администрации (бывшего городского собрания) строил сам Растрелли! Строил, как нам объяснили, так. Собрали казачки деньги. О-очень много денег! И сказали они Растрелли: строй, как тебе Бог подскажет! Мы тебе никаких условий не ставим. Сделай нам красиво! И кто видел этот воздушный ампир, согласится, что казаки поступили правильно. Нельзя стеснять свободу художника!

Я всегда подозревал, что Дон река чрезвычайно элитарная. В отличие от Волги, на которой я вырос. Донская рыбалка — сложная, со спецификой, с коварным течением и корягами. Здесь бессмысленно ловить не местнойснастью. Да что снасть! Ловил я как-то (безуспешно) удочкой мелкую плотву на Дону. На хлеб. Подходит местный мужичок (казачок?) и спрашивает: а ты, милый, на какой хлебушек ловишь, на местный? (То есть на местной воде замешанный). Нет, говорю, я с собой привез. А-а, говорит мужичок, тогда понятно… И уходит расстроенный такой. Мол, стоит ли с идиотом разговаривать. Я не выдержал, сорвался и спрашиваю язвительно: а с рожей моей, не местной, ловить вообще-то стоит? Не испугается рыба? Мужичок посмотрел на меня. Да ладно, — сказал он. — Лови.