Кларкенвельские рассказы

Накануне вечером Дженкин ввязался в перебранку с молодыми горожанами, державшими сторону герцога Генри Ланкастерского в борьбе с королем Ричардом. А Дженкин, ярый приверженец короля, даже нацепил на фетровый цилиндр королевскую эмблему — оловянного оленя. Отец Генри, Джон Гонт, умер за полтора месяца до этих событий; Ричард поспешно отменил право сына наследовать отцу и прибрал к рукам имущество Ланкастеров, а самого Генри отправил в вечное изгнание. Некоторые возмущенные сторонники Ланкастеров взбунтовались и принялись крушить на улицах что ни попадя: переворачивали бочки, срывали с лавок вывески. Стоя на углу Аве-Мария-лейн, Дженкин понаблюдал за творящимися безобразиями и презрительно выкрикнул: «А ну, пошли! Вон отсюда!» Двое бунтовщиков немедленно ринулись к обидчику, и Дженкин, крутанувшись на каблуках, помчался прочь. В углу небольшого двора стоял рыбный прилавок. Дженкин швырнул его под ноги преследователям, те, оскальзываясь на селедках и угрях, попадали наземь. Охваченный лихорадочным возбуждением и страхом, Дженкин расхохотался. В поисках убежища он взбежал на паперть церкви Св. Агнессы Юродивой. Какая-то старуха протянула ему свечку. Он взял и с благоговением вошел в боковой придел; там перекрестился, зажег свечу и поставил ее перед ракой святой Агнессы, моля спасти его от погони. Не иначе как в ту минуту святая опустила взор на Лондон и одарила Дженкина своим благословением, поскольку до Сент-Джон-лейн он добрался целым и невредимым.

Дженкин работал у Радулфа подмастерьем уже три года. Прежде чем попасть к Страго в ученики, ему пришлось поклясться перед членами гильдии торговцев галантереей и мануфактурой в том, что он не будет совершать прелюбодеяний и предаваться блуду, не станет играть в кости и другие азартные игры. Впрочем, клятву он сдержал далеко не полностью. Кроме того, он дал слово выполнять указания старост гильдии и следовать ее обычаям в одежде. Это условие он тоже нарушал, предпочитая, как все молодые модники, коротко стричь волосы и носить короткие туники; очень любил щеголять в алых лосинах, считая, что они выгодно подчеркивают красоту его стройных ног. Радулф был не слишком строгим хозяином и прощал ученику эти недостатки — кто ж без греха? Его жена Энн тоже заступалась за Дженкина: «Какому юноше в радость унылый наряд умудренного годами человека? Разве решится он выйти на Вест-Чип в камзоле с разрезами? Да его все собаки облают».

Энн также присутствовала на церемонии в гильдии. Когда мужа, по обычаю, спросили, нравится ли ему рост и фигура ученика, нет ли у того каких-либо уродств, она с любопытством уставилась на Дженкина. Ни малейших признаков уродства; изящный стройный юноша, ростом даже выше ее мужа. Она вышла за Радулфа четыре года тому назад, союз их, как и полагалось, был задуман и создан с целью процветания галантерейной торговли. Отец Энн, тоже галантерейщик, держал солидную лавку на улице Олд-Джури. Энн была единственным ребенком и после его смерти унаследовала всё отцовское имущество. Лавку отдали Радулфу Страго лишь в пожизненное пользование, а когда его душа перейдет в мир иной, Энн станет очень и очень состоятельной вдовицей. За эти годы ей опротивел супружеский долг и сам супруг со своими причиндалами — мошонкой, хером, яйцами — что ни назови, все тошно. Она молила Бога положить этому конец, всей своей благочестивой душой желая мужу смерти.

Дженкин был у Радулфа единственным подмастерьем, хотя гильдия просила взять в учение еще хотя бы одного парнишку. Но галантерейщик отговорился тем, что с годами стал немощен и уже не имеет сил наставлять сразу двоих. Энн поддержала мужа, присовокупив только, что в одном доме два подростка ни за что не уживутся мирно.

— На свете есть три вещи, про которые заранее никогда не угадаешь, куда их повлечет. Во-первых, это сидящая на ветке птица. Во-вторых, лодка в море. А в-третьих, юнец, чьи пути неисповедимы, — заключила она.

Подобными суждениями Энн снискала в oкр уге репутацию на редкость мудрой женщины. А Дженкин попал в дом, где он почти не чувствовал хозяйской руки. Вопреки данной им клятве, он играл в кости с другими подмастерьями и развлекался с ними буйной забавой, которая называлась «вышибанье дверей лбами». А еще охотно участвовал в нередких стычках между разными товариществами ремесленников и лавочников. К примеру, сапожники враждовали с изготовителями туфель из кордовской козлиной кожи за право чинить обувь; бакалейщики и торговцы рыбой то и дело затевали уличные драки. После одной такой потасовки Дженкин явился домой с проломленным черепом. Энн промыла рану, наложила мазь из воробьиного жира и поинтересовалась:

— Что за дождь вражеских стрел осыпал тебя, дурачок?

— Это всё мясники из Чипа. Бесчинствовали страшно.

— А ты, конечно, был паинькой? Где отыщется женщина, что полюбит такого сорванца?

— Есть присловье, госпожа: нежное сердце — самое отзывчивое.

— У меня сердце вовсе не нежное. Вообще никакого нет.

— Значит, судьба против меня.

— Почему это?

— Я надеялся на ваше… благоволение.