Клан. Разбитые стекла

— Кира, Андрюшка! Вот и мы, — из серебристой дымки портала шагнул сын. Следом вывалилась запыхавшаяся молодая женщина в строгом деловом костюме. Красивая, даже изысканная, с гладкими темными волосами до плеч и глазами цвета солнечного янтаря, она удивительно напоминала саму Полину. Только в плавных, хищных движениях было что-то от пантеры.

— Рита! — радостно взвизгнула блондинка, обернувшись к порталу. Изумрудно-зеленые глаза загорелись радостью. А зрачки резко вытянулись в вертикаль.

— Маргарита Ивашина-Соколовская. Можно не любить, на это есть я. Но жаловать — обязательно, — знакомо прищурился мужчина в отражении.

— Это…, — Полина осеклась. По щекам побежали соленые капли, превращаясь в ручейки.

— Да, Золотинка. Это наша дочь.

Полина всматривалась в зеркальную глубину. Из-под стрел ресниц ее глаза блестели застывшими каплями мокрого янтаря. Рука без тени страха гладила Амальгаму и мелко дрожала. Девушка не пыталась сдержать слезы. Она их просто не замечала.

— Это будущее, это счастье может быть нашим. Это наши дети. Не убивай их, родная.

Перед заплаканной девушкой продолжали разворачиваться такие реальные картины чужих жизней, которых еще нет. А может, никогда не будет. Оказалось, ее жизнь тесно связана с другими, о которых она может даже не знать. Сплетена с ними в неразрывную цепь, из которой не выбросить звена. Не просто так бабушка считала самоубийство смертным грехом: убивая себя, Полина уничтожит десятки и сотни тех, других, которые ни в чем не виноваты. Кто мог жить, радоваться, ошибаться и любить. Кто мог называть ее мамой. Одно ее слово, один выстрел — и символы в Зеркале Мира необратимо изменятся. Не станет сероглазого брюнета, так похожего на Андрея. Никогда не родится брюнетка с мамиными глазами и кошачьей грацией Марьяны. Вместо них в Зеркале Мира будут только бесконечные пустые нули и бездонная мгла. Никогда девочка с зелеными глазами не встретит ее сына, а тот молодой мужчина, похожий на адвоката — ее дочь. Малыша с чертами ее сына тоже не будет, никогда. И этого уже никто не исправит. Призраки несбывшегося, будущего, расстрелянного в упор. Считая себя испорченной, лишней, ненужной деталью мира, от смерти которой не изменится ничего, она не понимала этого. И это позднее понимание причиняло невыносимую боль, смешанную с щемящей нежностью к тем жизням, что вырастают из ее. Сейчас иерарх сознательно и целенаправленно причинил ей боль. Ломал все привычное, устоявшееся, все, что казалось важным и вроде бы срослось. Только срослось неправильно, оставляя ее душевным инвалидом. Слепцом, видящим лишь серый и черный цвет. Теперь настало время встать из инвалидной коляски и сделать шаг, преодолев боль и страх. Снять шоры, очки, цепи и якоря, чтобы увидеть жизнь во всех красках. Свет в зеркальной глубине казался нестерпимым, краски — слишком яркими, призраки — слишком живыми. Вероятности перед глазами расплывались и смазывались, напоминая тающие морозные узоры на оконных стеклах.

— Я… не хочу их убивать. Не могу, — прошептала Полина, отводя взгляд в сторону. — Себя — да, но не их. И… не тебя.

— А я не смогу убить тебя, — Андрей развернул девушку к себе, требовательно глядя в заплаканные глаза. — Но и Слово нарушить не смогу. Ты бежишь от любого шанса на жизнь, отрицаешь все, кроме смерти. Одна твоя неосторожная фраза — и моя магия убьет тебя, хочу я этого или нет. А потом убьет меня. Как я должен жить, собственными руками уничтожив свою женщину, семью и будущее? Не сумев сохранить самое дорогое?

— Но что я могу сделать? — растерялась Полина.

— Освободи меня от этого обещания. Давай разорвем эту глупую сделку.

— Как?

— Попроси о расторжении договора. О жизни. Как тогда, в госпитале, просила о смерти.

— Я разрываю договор. Не убивай меня, я хочу… жить, — неуверенно, словно извиняясь, прошептала девушка.

Реальность слегка дрогнула, зеркала на мгновение исказились, но все эффекты тут же исчезли.

— Ничего не изменилось, — Полина разочарованно переключилась на магическое зрение и обратно.

— Твое намерение жить пока не окрепло, — сделал вывод Андрей. — Старая программа намного сильнее.

— Прости, — девушка бросила на него виноватый взгляд.

— Ты меня прости, Солнышко. Я слишком поторопился. Тебе трудно все это принять, нужно больше времени. А мне — больше осознанности и терпения. Но я не мог не попытаться.

— Почему ты просто не сотрешь мне память?