Смутная мысль мелькнула в голове Киндаити. А что, если завещание Сахэя с самого начала писалось с ужасающим умыслом? Не нарочно ли старик сотворил такое странное завещание, чтобы вызвать разлад между Мацуко, Такэко и Умэко — кровавую вражду, которая будет длиться годы и годы? Киндаити обдумывал услышанное, подавленный тяжкими мыслями, но в конце концов, вынув ручку и бумагу, начал набрасывать фамильное древо Инугами. Долго он сидел, глядя на эту схему, словно в ней можно было отыскать разгадку.
Итак, вот что стало отправной точкой ряда загадочных убийств, произошедших в клане Инугами. Занавес поднялся, начался первый акт этой кровавой трагедии.
Таинственная обезьяна
Необычное завещание Сахэя быстро стало горячей темой для алчных журналистов. Благодаря усилиям некоего агентства новостей вся страна узнала из газет о содержании завещания и непримиримой вражде, которую оно породило в семье. Разумеется, центральные ежедневники не уделяли большого места столь частному делу, зато страницы всех без исключения второ- и третьеразрядных газетенок были заполнены сенсационными, лживыми и тенденциозными материалами на эту тему. В результате вопрос о наследовании состояния Сахэя Инугами перестал быть местной проблемой, но разросся до масштабов общенациональных. Всякий, кого хоть что-то интересовало, с любопытством следил за развитием событий, и все гадали, кого же эта Тамаё Нономия выберет в мужья. А многие даже бились об заклад и делали ставки на того или другого.
Между тем вилла Инугами, оказавшись в центре всенародного внимания, по-прежнему безмолвная, как будто вымершая, стояла у озера Насу. Такэко и Умэко с их семьями все еще оставались там, но с Мацуко и Киё почти не общались. И все они, когда случалось им встретиться на нейтральной территории, пытались понять, что на уме у других. В доме назревало четыре тайфуна, при этом связанных между собой сложнейшим переплетением интересов — Мацуко с Киё, семья Такэко, семья Умэко и Тамаё. Невозможно представить себе, в каком ужасном положении оказалась Тамаё. Мацуко, Такэко, Умэко с их семьями ненавидели друг друга как заклятые враги и, несмотря на это, были едины в своей ненависти к Тамаё. Но никто из них не выказывал этих чувств в открытую. Кинжалы ревности таились в душах трех сестер, но что касается Тамаё, с ней они были — сплошная лесть и улыбки. Их страшно злила сама необходимость осыпать эту молодую сироту лживыми похвалами, и от этого их ненависть к ней удваивалась.
Само собой разумеется, что, науськанные своими родителями, Такэ и Томо ежедневно являлись к Тамаё с изъявлениями своего ей почтения. Такэ — воплощенное чванство — с самого начала демонстрировал полную уверенность в себе и не рассыпался в явно лживых комплиментах, зато хитрец и пролаза Томо вилял, как собака, хвостом — того и гляди, отвалится. Он бегал вокруг Тамаё, засиживался допоздна и вежливо скулил, стараясь снискать ее расположение.
А Тамаё была великолепна. Хотя всем своим существом она чувствовала ненависть семьи, и проклятия, посылаемые на ее голову, ощущались ею, как разряды электрического тока, все же это ее словно бы не касалось. Она оставалась изящной и благородной, и ее отношение к самоуверенному Такэ и к изворотливому Томо после оглашения завещания почти или даже вовсе не изменилось, разве что теперь она никогда не забывала держать Макаку поблизости, когда кто-то из них посещал ее в ее комнатах.
Тамаё не чуралась и Киё с его маской. Поскольку он по собственному почину никогда не приходил навестить ее, она время от времени заходила в его комнату, и встречи эти, по слухам, были необычайно странными. И опять-таки Тамаё в таких случаях сопровождал Макака. Да и Киё, принимая Тамаё, никогда не бывал один, всякий раз рядом с ним оказывалась его мать. Таким образом, встречи Киё и Тамаё всегда проходили в присутствии Мацуко и Макаки. Это, разумеется, не способствовало беседе, и то и дело наступало неловкое молчание.
Киё, очевидно понимая, насколько он отвратителен в своей злобной маске, по большей части отмалчивался. Говорила Тамаё. Но когда в ее словах звучал хотя бы намек на вопрос или они касались прошлого Киё, Мацуко тут же вмешивалась и отвечала за сына, ловко и ненавязчиво переводя разговор на другую тему. И всякий раз Тамаё явно бледнела и порой вздрагивала.
Так она и жила в одном доме с Такэ и Томо, которые жаждали поскорей заручиться ее любовью, и только присутствие Макаки спасало ее от беды. Самым простым и быстрым способом овладеть Тамаё было, если понадобится, насилие — оба этих человека имели достаточно подлости, чтобы решиться и на такое. Не раз они готовы были сделать ей похотливые предложения. Останавливало их только присутствие Макаки. Попытайся кто-нибудь из них совершить что-либо неподобающее, безобразный великан, без сомнения, сломал бы ему шею.