– Мне кажется, в кино не используется естественная выразительность актеров, – в конце концов она решилась на откровенный разговор с Мурнау. – В театре публика, сидящая в десятом ряду, не имеет возможности увидеть тонкий жест, мимику, выражение глаз артиста. А на экране лицо героя – прямо перед зрителем…
Мурнау внимательно выслушал доводы будущей «владелицы замка Фогельод» и согласился с ней: «Ты права, Олли, именно изобразительный ряд, «ландшафт лиц» с бесконечной чередой проявлений нежности, радости, печали, ненависти, да каких угодно чувств должен привлечь к нам, в кино, самих знаменитых театральных актеров. Я сам, если хочешь знать, тоже начинал в театре… Но кино – это совершенно новый вид искусства…»
В этом она убедилась уже завтра. Первый же съемочный день поверг Чехову в шок: оглушительный шум-гам, перестук молотков, суета, бесконечная смена декораций, костюмов, грима, пересъемки уже отснятых сцен. А посреди павильона, похожего на огромный аквариум, за роялем сидит какой-то мальчишка-тапер, устремив свой полубезумный взор в неизвестность, и выдает сумасшедшие импровизации, якобы призванные создавать соответствующее настроение у актеров, которые в это время галдящей сворой носятся за режиссером и оператором, требуя дать им крупный план…
Точно такими же невыносимыми оказываются следующие три дня. Для дебютантки это показалось непосильной ношей. Выплакавшись в своей убогой кельюшке на Гроссбееренштрассе, Ольга немного пришла в себя и решила возвращаться домой, в Россию. Там тетя Оля поможет, она будет играть в театре, спокойно репетировать, учить роли, беспрекословно слушаться режиссера-постановщика, заниматься пластикой, техникой сценической, не немецкой, речи…
Ее настроения уловил Мурнау, и в один из вечеров он навестил Чехову и очень тонко провел с ней «воспитательный час». Впрочем, хватило и пары минут. Во-первых, то, что ты задумала, – просто не по-товарищески, ты – эгоистка, подводишь, предаешь всех нас, перечеркиваешь уже сделанное, наши надежды на тебя, сказал режиссер. И замолчал. Чехова побледнела от оскорбительных упреков, и «во-вторых» уже не понадобилось…
На следующий день на площадке уже царила тишина, обычный хаос чудесным образом обрел рабочие ритмы, а единственными хозяевами съемок остались режиссер и актриса – исполнительница главной роли.
Пока снимался «Замок», расторопные продюсеры уже предлагали Ольге Чеховой новые контракты. Потом прямо в гримерную ей приносили другие сценарии – на выбор. Ее красивое, идеальных пропорций, как бы бесстрастное и непроницаемое лицо таило в себе загадку. Режиссеры верили: она готова справиться с любой ролью – от аристократки до женщины-вамп, от невинной девицы до шлюхи-авантюристки.
Завоеванное право выбирать, конечно, тешило самолюбие. Но Ольга шестым чувством ощущала: кино уже начинает «учиться говорить». Выхода не было, и она срочно записалась на курсы к знаменитому профессору Даниэлю, лучшему преподавателю сценической речи и пения. Правда, его уроки стоили таких денег, что завтракать Ольге приходилось в ужин…
У прожорливой твари по имени «инфляция» оказался жуткий аппетит. Жалованье – сначала в миллионах, потом в миллиардах, биллионах и триллионах марок – выплачивается ежедневно. Но что толку, если к концу рабочего дня на руках оставалась жалкая кучка обесцененных ассигнаций, которых едва-едва хватало на оплату пансиона. Правда, сердобольный Поммер предпринял попытку обхитрить инфляцию, и зарплату начали выдавать дважды в день. После выплаты денег объявлялся получасовой перерыв, и все стремглав мчались по магазинам в надежде успеть хоть что-нибудь купить до объявления нового курса доллара.
…Но несмотря на неурядицы и вечное безденежье, в один из вечеров Ольга решила собрать друзей на маленькую пирушку. Был повод: русская актриса Чехова получила свой первый годовой ангажемент в берлинском «Ренессанс-театре»! Первый тост она подняла за профессора Даниэля. Второй – за Соню. Третий – за Поммера и Мурнау. Или нет, все-таки третий тост был за Соню (русская традиция, объяснила Ольга). Далее последовали теплые слова благодарности каждому из гостей, партнерам по съемкам – Генриху Георге, Эрнсту Дойчу, Вальтеру Франку и другим. Друзья, в свою очередь, рассыпались в комплиментах удивительной красоте женщине по имени Ольга и ее мужскому характеру…
Ольга внимательно следила за столом, не забывая напоминать гостям: «Мой дядюшка говорил: «Если человек не пьет и не курит, невольно начинаешь задумываться, а не сука ли он?»
Все безмятежно хохотали, все были веселы и счастливы…
Вскоре Ольга сообщила московской тетушке: «Я впервые играла в драме… Я только… никак не могла понять, что одним этим прыжком на сцену стану артисткой. Ведь, кроме занятий с Мишей, никакой школы не имею. Разве только влияние его студии, где мы проводили дни и ночи…»