Романы Льюиса, как и его сказки, можно считать катехизисом -- и нужно, чтобы не предъявлять к ним ошибочных требований. "За пределы Безмолвной планеты" посвящена, богословски говоря, дохристианской части Символа Веры -- рассказу о том, что такое Творение, каковы его взаимоотношения с Творцом, что такое Промысел, Смерть, Воля Божия, Ангелы. Это роман о язычестве -причем, наибольшим язычником в нем оказывается английский профессор Уэстон, готовый отдать человека для жертвоприношения, чтобы достичь любой цели, более того -- истолковывающий совершенно невинное желание увидеть человека как жажду жертвоприношения. "Переландра" -- рассказ о грехопадении, правда, неудавшемся; но тем эффектнее рассказ. "Мерзейшая мощь" -- рассказ о Церкви, и именно это объясняет, почему действие происходит на земле: бессмысленно учить человека жить в Церкви, в религиозном общении, во внеземной обстановке. По этой же причине Льюис выбрал именно ту среду -- университетскую английскую -- которую единственно знал на собственном опыте церковной жизни. По этой же причине ни один из героев "Мерзейшей мощи" не выписан тщательно. Льюис обрисовывал не отдельных христиан, а противостояние Церкви Христа, составленной из слабых, разного образовательного и социального уровня людей во главе с Рэнсомом, и того, что апостол Павел назвал "церковью сатаны" и что Льюис воочию увидел в фашизме, коммунизме, а отчасти и во всяком собирании людей для удовлетворения своей гордыни. Приходится говорить эти вещи, которым лучше бы оставаться под спудом, по той простой причине, что христиан среди читателей и, тем паче, сообразительных и образованных литературных критиков романов Льюиса всегда было меньшинство, отчего романы часто понимали совершенно превратно. Самым удивительным извращением было понимание "Мерзейшей мощи" как памфлета против науки, когда Льюис неоднократно предупреждает читателей, что его сатанисты -- совершенно не ученые, а вовсе даже администраторы.
Возможностей для превратного понимания романы Льюиса -как и любые романы -- дают много. Самая, может быть, распространенная претензия, это -- зачем Льюис так кровожаден. Герой бьется с сатаной не только молитвой, но и кулаками; "церковь сатаны" в буквальном смысле пожирает самое себя в потоках крови. Припоминают еще и Честертона, у которого в рассказах масса трупов, а в доме была коллекция холодного оружия. Если вы -- христиане, то почему не можете как-то все устроить без кровопролития? Такая претензия основана не на абсолютном незнании Евангелия (которое все -- вокруг кровопролития на Кресте), а на знании Евангелия через сладенькие проповеди, которым нет переводу в любую эпоху. Ответ критикам, желающим примирения всех и вся в одних кисло-сладких объятиях, ответ очень трезвый и ясный, содержится все в том же "Расторжении брака".
Кровь и любовь -- Марс и Венера -- война и мир. Просто удивительно, с какой настойчивостью критики религии вообще и христианства в частности упрекали религию в том, что крови "слишком много", а любви "слишком мало". Романы Льюиса вызывающе уравновешены в этом отношении -- но упреки раздаются. Льюис вообще не касался романных тем, не говоря уже о темах эротических. Но "Мерзейшая мощь" -- роман о Церкви, а Церковь есть такой союз, ближайший аналог которому -- брак. Христа апостол назвал Женихом Церкви. Поэтому последний роман трилогии пронизан преображенной, я бы даже сказал -- христианской, сексуальностью. Один из критиков утверждал, что в "Мерзейшей мощи" лишь один абзац уделен сексу -- в разговоре Рэнсома с Мерлином о жителях обратной стороны Луны. Грандиозная и по одному этому явно невольная слепота: ведь роман начинается с обсуждения брачной проблемы в ее самом интимном ракурсе, зло в нем крепко связано с мужчинами, похожими на женщин, и с женщинами, похожими на мужчин. Заканчивается же роман совокупляющимися слонами и людьми -- но недоброжелатель не примечает и двух слонов.