Клад вечных странников

Пусть спит. Совершенно безобидная бабка, ничего, кроме хорошего, он от нее не видел. Хотя чья-то доброта – еще не показатель, чтобы сохранить этому человеку жизнь в критической ситуации, Псих знал по опыту. А также знал, что такого показателя вообще не существует. Наступает иногда некий момент, когда все человеческие чувства отлетают прочь, уступив место одной простой истине: этим двоим больше нет места на одной земле. Пусть на одно лишь мгновение – но нет! И тогда в живых остается тот, у кого быстрее согнется палец на спусковом крючке.

Он вышел на крыльцо и какое-то мгновение стоял, не понимая, что вдруг сделалось с миром. На смену сухому, отнимающему дыхание дыму, который до печенок пропитал тело, явилась вдруг влажная стынь, от которой Психа пробрала невольная дрожь. А он-то думал, что гроза привиделась ему в тот краткий миг, когда все-таки удалось забыться и вздремнуть. Забыться и вздремнуть… гляди-ка, опять почти по классику. Правда, тот, помнится, желал все-таки уснуть. Но, что характерно, не тем холодным сном могилы…

Золотые слова!

Псих уже начал спускаться с крыльца, как молния взрезала небо, и весь двор оказался перед ним как на ладони. Он еле успел отпрянуть в тень двери.

Э, нет. Надо быть осторожнее, чтобы не попасться на глаза кому попало, а особенно – этому его загадочному соседу, который взял обыкновение возникать, словно из-под земли, именно там, где его никто не ждет и где ему вообще не место. В самом деле странный парень. Кто бы он ни был, уж точно не тот, за кого себя выдает. Да и этот народный герой, местный пожарник, тоже не лыком шит. Вчера Псих раз или два ловил на себе его испытующий взор – украдкой, мгновенный, – но было, было! Ну что ж, в их же интересах крепко спать сейчас, не попадаясь на узкой дорожке Психу.

Он дождался, пока сверкнет очередная молния, и в последовавшее за тем мгновение кромешной тьмы проскочил через двор. В общем-то, никакого риска, даже если наткнется на кого-нибудь. Вышел на дежурство, только и всего. Что, сейчас еще не его очередь? Ах ты, беда какая, время спутал. Часы остановились в полночь!

Улицы были пусты, жилые и заброшенные избы сливались в один темный призрачный ряд. Тоска смертная жизнь в такой деревушке, однако за эти дни событий произошло – иному на целую жизнь хватит, даже поднадоедать стало. Скорей бы уж это кончилось. Если повезет, кончится и в самом деле скоро.

Впереди, сквозь сетку непрерывного дождя, слабо мигнуло что-то. Неужели где-то свет? И вроде бы в том самом доме, куда он направляет свои стопы. Не спит старик. Говорят, что стариков частенько мучает бессонница. Про его квартирную хозяйку этого не скажешь. Но, если Псих не ошибается в своих предположениях и старик на самом деле тот, кем он его считает, значит, добрейшая бабуля-хозяйка по сравнению с ним просто девчонка!

Надо же, а! Выходит, не только на Кавказе бывают долгожители? Или это ему святая обязанность придает сил, не дает умереть? Или некому передать свой пост? Как в той песенке про атлантов, которые небо держат на каменных руках: «Поставлены когда-то, а смена не пришла…» Что это рассказывала бедная дурочка Оксанка со слов своей бабки: дед того раненого, который так удачно разоткровенничался перед смертью, был призван охранять некий староверский клад. Система у них такая была, у бегунов: сидишь на месте, пока к тебе не приходит странник – и тогда ты становишься странником и исполняешь какую-то задачу, а он остается как бы за тебя. Видать, старикашку как поставили на этот пост, так он и стоит, никто к нему не является. Может, он и рад бы помереть, да земные дела не дают. Ну что ж, не исключено, сегодня исполнится его желание. Только предварительно он должен кое-что шепнуть Психу по секрету, по великому секрету, и тогда… «Пост сдал!» – «Пост принял!»

Он осторожно поднялся по скользким ступеням, потянул на себя разбухшую дверь. Она неохотно подалась. Все правильно, такие святые отшельники, как этот дед Никишка, по долгу службы живут с незапертыми дверями. «Мир входящему!» Ну что же, сейчас мы проверим, какой это мир…

В сенях мерзко воняло сыростью, почему-то свежей землей. Черт, как будто на краю могилы стоишь! Поганая все-таки штука – старость.

– Кто тут? – Голос из-за второй двери.

– Это я.

Старик встал на пороге – черный, словно обугленный в слабом свете, дрожавшем за его спиной.

– Ты?.. Пришел, значит.

Да он вроде и не удивился позднему – или раннему, это уж как посмотреть! – гостю.

– А ты что, меня ждал?

– Знал, что не утерпишь, прибежишь долю свою искать.

Долю?! Да он что, смеется?

– Ты, наверное, шутишь, Никифор Иваныч. Какую еще долю?! Чур без доли, как мы пацанами говорили, если что-то найдем!

– Ну, тогда быть тебе вовсе бездольным, парень. Доля – это ведь не часть. Это судьба.

Псих скрипнул зубами. Он что, играть с ним в слова вздумал, этот старый домовой?