Клад вечных странников

– Я сама, – несердито буркнула Маришка. – Какой с тебя сейчас прок? Иди, постой в летнем душе. Видела будочку за сараем? Вода там теплая. Полотенце у бабки спроси.

Ирина молча кивнула и побрела в деревню, думая только об одном: заметил ли кто-нибудь, кроме нее, как содрогнулся Виталя, когда дед Никифор предположил, что Павел все-таки сумеет выйти в деревню?..

* * *

Прошлое

Их всех тогда показали по телевизору. Вот было событие! Приехала бригада со студии, наполнив просторную, всегда такую тихую квартиру шумом, беспорядочным топаньем, грохотом устанавливаемых штативов, неестественным, ослепительным светом, лившимся из двух «юпитеров», слишком громкими голосами перекликавшихся между собой телеоператора, звукооператора, их ассистентов и осветителей… Молодая журналистка, которая договаривалась о съемках, стояла в уголке и напряженно зубрила по бумажке вопросы, которые будет задавать героям будущей телепередачи.

Они сидели напряженные, встревоженные, не знающие, куда девать руки. Отец, мать и дочка: тощенькая, долговязая, на редкость некрасивая девчонка.

Журналистка встала в кадр, стиснула микрофон в потном кулачке и, сияя улыбкой, начала:

– Дорогие телезрители! Сегодня мы ведем свой репортаж из квартиры Старостиных. Недавно в этой семье произошло знаменательное событие. Красные следопыты доставили сюда письмо от Василия Дворецкого, отправленное из военного госпиталя еще в 1942 году, но только сейчас нашедшее своего адресата. К сожалению, Василий Дмитриевич погиб через месяц после того, как написал свое письмо, и оно стало последней весточкой, которой так и не дождалась его жена, Ася Николаевна Дворецкая. Она скончалась год тому назад, до последней минуты не веря в гибель мужа и продолжая ожидать его возвращения. Не так ли, Мария Васильевна?

Хозяйка квартиры смущенно кивнула:

– Да… мама не верила, что моего отца больше нет в живых. От него пришло еще одно письмо, уже с фронта, в котором он обещал, что обязательно вернется домой, и спрашивал, исполнила ли мама его просьбу. А она ничего не могла понять, поскольку предыдущего письма не получила. До самой смерти переживала, что отец ее о чем-то просил, а она не сделала. И только теперь стало понятно, что имелось в виду. Отец хотел, чтобы она пошла…

Мария Васильевна осеклась и испуганно уставилась на ведущую. Было нарочно оговорено, чтобы она не касалась содержания знаменитого письма, потому что это самое содержание очень огорчило журналистку. Вместо того чтобы описывать героические военные будни и грозить смертью немецким оккупантам, Василий Дворецкий повествовал о своей встрече со старым соседом, очевидно, репрессированным, искупавшим вину в штрафбате и умершим в госпитале. Вообще в этом письме было море всякой чепухи, совершенно неинтересной рядовому телезрителю. Но сам факт, конечно, замечательный: письмо из военного прошлого!.. Вот на этом и следует акцентировать внимание.

– Продолжайте, Мария Васильевна, – ласковым тоном промолвила журналистка, сделав страшные глаза.

Мария Васильевна нервно сглотнула, стиснула в кулаке спицы и снова заговорила, не тотчас поймав разбежавшиеся мысли:

– Я, к сожалению, ни разу не видела отца, я родилась в сорок втором году, через девять месяцев после того, как он ушел на фронт…

Она резко покраснела, сообразив, что открыла зрителям, сколько ей лет. Уже почти пятьдесят, а дочка еще маленькая, ей всего одиннадцать, значит, родила поздно, значит, в девках долго сидела, значит, никому не была нужна! На самом-то деле она вышла замуж в восемнадцать лет, едва окончив школу, другое дело, что все эти годы не могла родить и долго лечилась от бесплодия, пока совершенно не потеряла надежду. И вдруг – раз! – забеременела. Но не будешь же объяснять это всем и каждому, особенно в телекамеру!

Мария Васильевна невероятным усилием воли отогнала растерянность и снова заговорила:

– Ну вот, я, значит, отца не видела, и мой брат Владимир, который живет в Петербурге, тоже его почти не помнил, он ведь всего на два года старше меня, но мама очень любила папу, всю жизнь его ждала и бережно хранила все его письма, беспрестанно их перечитывая. Однако после инсульта у нее резко испортилось зрение. Она почти перестала видеть. Тогда мама зашила все папины письма в подушку, вот в такую думочку…

Мария Васильевна взяла с дивана и показала подушечку. Она была маленькая, примерно двадцать на двадцать, в полотняной наволочке, расшитой полевыми цветами.

– Мама ее сама вышила, – сказала Мария Васильевна, с нежностью поглаживая вышивку. – Она была великая рукодельница и всему научила свою внучку.

Некрасивая девочка застеснялась и сгорбилась, потому что жутко волновалась, когда на нее обращали внимание. Однако, к счастью, никто не оглянулся.

– Но вот видите, ромашка не закончена? Мама заболела и больше не смогла вышивать. В этой подушке лежат старые отцовы письма. Сюда же мы положим и это письмо. Вчера мы с Катей сходили на кладбище и прочитали его над маминой могилкой. А сегодня спрячем…