Клад последних Романовых

— Увы, молодой человек, даже сказок не осталось. Главной сказкой нашего детства был рассказ о том, как наши с Колей родители в детском доме выжили, как без родителей остались, как в Ленинград вернулись. А о том, что было до того, говорили мало и шепотом. Сожалею. — Она развела руками. — Думаю, что если и были у Ариши с Сергеем деньги и драгоценности, то только ими же и нажитые. Но если вы все же хотите послушать о старых добрых временах, — видя разочарование Никиты, со вздохом проговорила Зоя Александровна, — поезжайте к подруге тети Аглаи, Лидии Георгиевне Зенцовой. Она тоже происходит из древнего княжеского рода, и ее семье удалось выжить после революции. Может, она вам что-нибудь расскажет?

И Никита поехал. А что делать, не возвращаться же к майору с пустыми руками?

— Проходите, проходите, — любезно предложила Никите сухонькая маленькая старушка в темном строгом платье, с уложенными в прическу жиденькими седыми волосами. — Вы, значит, Никита, простите, не расслышала по телефону ваше отчество.

— Просто Никита, — засмущался старший лейтенант. По имени-отчеству его пока еще называли крайне редко, и в основном майор Авдеев, когда бывал им крайне недоволен, так что ассоциации с отчеством у Никиты были самые негативные.

— Ну, что ж, присаживайтесь, слушаю вас, молодой человек, — устраиваясь в старинном кресле с высокой спинкой, проговорила хозяйка квартиры.

Квартира у нее была роскошная, барская, и мебель исключительно старинная, сразу видно, графиня, или кто она там по родословной.

— А эта квартира еще вашим предкам принадлежала? — оглядывая буфет, горку и диван с креслами, столик и бюро, поинтересовался простодушно Никита.

— Предкам? — удивилась Лидия Георгиевна, потом сообразила и рассмеялась. — Нет, молодой человек. Мои родители детство провели в бараках на Выборгской стороне, там, к слову сказать, еще в детстве и познакомились, я родилась в коммунальной квартире на Лиговке. Эта квартира принадлежала родителям моего второго мужа. И его отец происходил из крестьянской семьи, но был очень талантливым человеком, можно сказать, самородком. Жизнь окончил почетным академиком почти всех известных в мире академий. Он был выдающимся физиком, — не без удовольствия рассказывала Лидия Георгиевна. — Мой муж тоже занимался физикой, таких высот, как отец, конечно, не достиг, но многие его научные работы и до сих пор не потеряли актуальности. К несчастью, несколько лет назад он скончался.

— Простите.

— Ничего. В нашем возрасте это естественный ход вещей, — успокоила его Лидия Георгиевна. — Так что же вас привело ко мне?

— Мы расследуем обстоятельства смерти дочери и зятя Аглаи Игоревны Болотниковой, вашей подруги, — приступил к объяснению Никита, — и в этой связи я хотел спросить, не рассказывала ли вам когда-нибудь Аглая Игоревна о каких-нибудь семейных сокровищах, кладах или еще о чем-нибудь в этом роде?

— Сокровищах и кладах? — с удивлением переспросила старушка. — Нет, признаться, я никогда не слыхала о сокровищах графов Вейсбахов.

— Кого, простите?

— Вейсбахов. Аглая происходит из рода Вейсбахов по матери, отец ее тоже был дворянином, но происходил из более скромной семьи, а Болотникова ее фамилия по мужу. А в связи с чем такой интерес? Вы предполагаете, что Арину с мужем убили из-за каких-то старинных сокровищ? — с сомнением спросила Лидия Георгиевна.

— Ну, не совсем. Это одна из версий, — чувствуя себя неловко, пояснил Никита.

— Насчет кладов мне ничего не известно, но вот что я сейчас вспомнила. — Никита навострил уши. — Примерно за месяц до своей смерти Аглая приезжала ко мне. Я тогда сразу же обратила внимание, что она была непривычно подавлена и рассеянна. Я, конечно, спросила, что происходит, думала, может, с Аришей что-то. Но она как-то замялась, ничего толком объяснять не стала, но при этом сказала, что в последнее время ей как-то тревожно. Что она беспокоится за своих. Я тогда предположила, что у Сергея проблемы с бизнесом, но она почему-то вспомнила свою бабушку. Говорила, что иногда необходимы жертвы. Или чтобы спасти свою семью, необходимы жертвы? — неуверенно вспоминала Лидия Георгиевна. — Я тогда, признаться, не очень серьезно восприняла ее сетования, уж очень они были какие-то путаные, а потом, когда она легла в больницу, я даже обрадовалась, что ее подлечат, думала, что наш последний разговор был проявлением развивающейся деменции.

— Чего развивающейся? — не понял Никита.

— Деменции, — повторила Лидия Георгиевна. — Попросту говоря, старческого маразма. Возраст, знаете ли, никого не щадит. Но, очевидно, я ошибалась, мне надо было внимательнее выслушать Аглаю, настоять, чтобы все мне рассказала, а я проявила интеллигентскую бесхребетность, тактичность, чтоб ее, — сердито стукнула маленьким кулачком по подлокотнику Лидия Георгиевна.

Но Никита из всего рассказа ухватил главное и теперь был намерен выяснить все до конца, чтобы майор к нему по имени-отчеству не обращался.

— Лидия Георгиевна, а в какой связи Аглая Игоревна упоминала свою бабушку? При чем здесь она?