Клад из сумочки

Атаманов с Батоном честно паслись перед калиткой соседского дома, обозревая местность. Однако серебристая «Тойота» Ксении Заночной, припаркованная у забора, загораживала парням весь вид. И массивную фигуру Юрки Ваганова, показавшуюся из-за угла, они заметили не сразу. Атаманов тут же издал разбойничий посвист, предупреждая боевую подругу, но было слишком поздно: Ваганов явно направлялся домой. К счастью, он остановился возле «Тойоты», нахмурившись и явно соображая, зачем она здесь. Нужно было срочно что-то предпринять. Серега посмотрел на друга и принял решение.

– Давай бей меня!

– Ошизел?! – испугался Батон.

– Давай, говорят тебе! Полундру спалим! – зашипел Атаманов. Батон вздохнул, ткнул лучшего друга кулаком в живот и неуверенно сказал:

– Гнида!

– Чего-о-о?! А по сопатке?!

Через мгновение оба пацана, сцепившись намертво, подкатились к ногам Ваганова. Тот изумленно посмотрел на них. Оценив обстановку, рявкнул:

– Вы что, мелочь, на солнце перегрелись?! Чего не поделили?

Чтобы разметать пацанью драку, бывшему десантнику понадобилось четыре секунды. Атаманов и Батон вскочили на ноги, обмениваясь злобными взглядами. В это время из-за забора послышалось негромкое воробьиное чириканье: Полундра давала понять, что плацдарм очищен. Зверские гримасы мгновенно исчезли с лиц мальчишек. Смерив Ваганова презрительными взглядами, в которых читалось: «Ну, попадись нам только ночью в переулке!» – они дружно развернулись и с достоинством прошествовали за свою калитку. Юрка озадаченно проводил глазами их пыльные майки, покрутил головой, хмыкнул и снова задумчиво уставился на серебристую «Тойоту».

– Ну что? – спросил Атаманов у сидящей на заборе Юльки. – Не наследила там? Узнала что хотела?

– Господи, на кого вы похожи?! – поразилась Полундра, спрыгнув вниз. – Вы что, морду друг другу били?

– Ага! – ухмыльнулся Батон. – Как в кино! Атаман, ты мне, кстати, футболку порвал!

– Перестарался, – хмыкнул и Серега. – Хочешь, мою возьми.

– Дуйте переодеваться, пока вас Натэлка не увидела! – велела Полундра, едва сдерживая смех. – Потом все расскажу! – И, на ходу одергивая майку, помчалась в сад, где Нино Вахтанговна угощала гостью ледяным зеленым чаем.

– …и, представьте, заменить саму ДжеммуТамирадзе в «Мышеловке»! Ни больше ни меньше! – ворковал голос старой актрисы. – А мне двадцать три года, только что из училища – ни мастерства, ни мозгов, ни связей в Министерстве культуры! Я так испугалась, что чуть было не отказалась!

– Но все же сыграли?

– Еще бы! И, видит бог, такие авантюры только в молодости возможны! Когда нахальство заглушает всякие защитные инстинкты! В итоге Тамирадзе прямо на собрании труппы торжественно поклялась меня отравить, и… Юля, ты хоть руки помой!!!

Но Полундра уже стояла у стола и жадно глотала холодный чай. Напившись, она ухнула, стукнула пустым стаканом о стол и решительно уселась на скамью рядом с Леной. Та, подвинувшись, тихонько рассмеялась. Улыбнулась и Ксения.

– Вот она – современная молодежь! – горестно заметила бабушка Нинико. – А вы говорите – театр! Один футбол с компьютерными игрушками на уме! И эти, как их… «Барсы Нью-Йорка» с недобритыми агентами! Фу, кошмар… Так, говорите, это вы написали статью в «Театральном Сочи» о нашей труппе? Помню, прочла с огромным удовольствием. Даже не думала, что моему угасающему таланту можно уделить почти два столбца! Но я, деточка, не помню вашего псевдонима…

– Солминова, – Ксения откинула с лица прядь вьющихся волос. – Это девичья фамилия мамы. Она тоже была актрисой.

– Но я и предположить не могла, что вы настолько молоды! – с искренним изумлением созналась Нино Вахтанговна. – В двадцать лет так профессионально писать о театре… это, знаете ли, не каждому дано. Вы могли бы стать весьма недурным критиком. Учитесь в университете?

– Да. Правда, здесь, в Сочи. На факультете журналистики. Еще училась истории живописи и архитектуры.

– Собираетесь стать искусствоведом?

– Я много что собиралась. – По лицу Ксюши пробежала тень. – Я вообще готовилась поступать в РАТИ в Москве. Но у меня, видите ли, папа… С ним… очень сложно разговаривать.

– Девочка моя, но вы ведь уже не ребенок, – осторожно сказала старая актриса. – Открою вам страшный секрет: у меня тоже был папа. Который всю жизнь мечтал выдать меня замуж за сына своего лучшего друга. И ему в голову не приходило спросить меня о моих планах! А мне было восемнадцать лет, я бредила театром, видела себя второй Комиссаржевской[14], по ночам разговаривала монологами из «Трех сестер»… В общем, перед моей свадьбой отец запер меня в нашем доме в Цхакае. И сказал, что выйду я из этого дома только с ним под руку и только в ЗАГС, где меня сдадут жениху!

– А вы?! – поразилась Ксения.

– Я?! Хо-хо! Вылезла в окно, спустилась по виноградной лозе и понеслась переулками на вокзал! В сумке – пьесы Чехова, мамина помада и паспорт! И – в Москву, на последний тур конкурса в театральное училище! Ну, и замуж там сразу вышла для верности… Чтобы папа домой не увез. А ведь тогда все-таки были времена построже! Я три года после этого боялась показаться отцу на глаза!