Музыка стихла до слабой пульсации. Танцпол начал погружаться в сухой дым, который выбрасывали гигантские вентиляторы, прикрепленные под балконом. Белые облака, окрашиваясь в разные цвета, взлетали, заполняя клуб. На мгновение танцующие исчезли. Музыка снова начала набирать громкость, и тут сквозь туман прорвалась какая-то фигура – руки раскинуты, как у распятого, длинные волосы прикрыты желтой зюйдвесткой. Музыка достигла 125 ударов в минуту, и толпа шумно задвигалась, задудела в дудки, засвистела в свистки. Вибрация возбужденных тел наэлектризовала клуб. Эстелла почувствовала, что жизненная сила вот-вот вырвется из нее наружу. Ей срочно требовалось что-нибудь выпить.
Справа она углядела коктейль-бар, к которому и направилась. Заказав мартини, отошла от стойки и тут увидела Джанка. Судя по всему, он уже давно наблюдал за ней. Должно быть, таращился с того самого момента, как она вошла в бар. Господи, до чего же он страшен! Эстелла готова была поклясться чем угодно, что у него дурной глаз и он из тех, кто одним взглядом способен парализовать вашу волю. Джанк смотрел на нее изучающе, Эстелла же, чтобы сконцентрироваться, уставилась ему в пах. Взгляд Джанка бесцеремонно перемещался по ее телу – по груди в глубоком декольте, по высокой шее – и в конце концов остановился на лице. Эстелла встретила его взгляд спокойно.
– Ох, ну ты и урод! При виде тебя и у Девы Марии молоко в грудях скиснет! – стремительно атаковала она.
– Мы уже встречались или нет? – спросил Джанк.
– Во сне, – отрезала Эстелла. – И нигде кроме, ты, дерьмовый глаз.
Он выставил вперед руки, защищаясь:
– Я не хотел ничего такого. Только скажи: я видел тебя раньше?
– Ты так усердно на меня пялился и при этом не знаешь, видел ли меня раньше?
– Я видел тебя раньше, – признался Джанк. – Когда ты входила в клуб. Но до того мы не встречались?
– Ошибаешься.
– Нет, не думаю. Я не забываю лица. Я натыкаюсь на стены, потому что с одним глазом трудно ориентироваться в пространстве, но никогда не забываю лиц. Ты, должно быть, напомнила мне кого-то, – настаивал Джанк. – Не присядешь?
Эстелла села:
– Ты шпионишь за мной с той минуты, как я вошла?
– Я увидел тебя на мониторе камеры видеонаблюдения.
– Работаешь в охране? – спросила она. – А я думала, ты из тех, кого эти парни гоняют. Ты что, двойной агент?"
– Я – из персонала, – ответил Джанк и протянул руку. – Меня зовут Джон.
– Эстелла Сантос. – Она пожала ему руку.
– Ты испанка? – спросил Джанк.
– Бразильянка.
– Разве это бразильское имя?
– Испанское, – согласилась Эстелла. – У меня смешанная кровь.
Эстелла осушила свой стакан, съела маслину и поставила стакан на стол. Джанк понял намек:
– Мартини?
– Джин и коньяк.
Когда Джанк вернулся, Эстелла спросила, кем он тут служит. Из объяснений Джанка она поняла, что он не охранник – у него творческая работа, пенсия по инвалидности и комнатка над танцполом, где он проводит в мире свои дни.
– И все-таки, что ты делаешь?
– Видишь экраны по обе стороны балкона? – Эстелла кивнула. – Я показываю на них картинки.
– А почему сейчас не показываешь?
– С этим может справиться моя помощница. Я зайду попозже – когда они с Йеном сбегут танцевать.
Эстелла насторожилась:
– Йен?
– Да, ее парень.
Эстелла вскочила и стрелой вылетела из коктейль-бара. Она видела три кабины, когда шла сюда по балкону. Значит, Йен в одной из них. Теперь не уйдет, ворюга!
Она толкнула первую дверь, толстый диджей поднял на нее глаза:
– Да?
Эстелла тут же захлопнула дверь. Джанк уже бежал за ней, выкрикивая:
– В чем дело? Эй! Эй, que pasa?
Эстелла не обращала на него внимания. Быстро окинув взглядом двух парней во второй комнате – набитой светотехнической аппаратурой, – она повернулась к третьей двери. Но в это мгновение оттуда выбежала девушка с перекошенным ртом – сбив с ног стоявшую у нее на пути Эстеллу, она рванула по балкону. Джанк едва успел поддержать падавшую Эстеллу. Склонившись над ней, он кричал:
– Эстелла? Эстелла? Тереза?
Эстелла взялась рукой за дверь, толкнула ее и увидела лежавшего на полу Йена. На шее у него была дыра от пули, открытые глаза заведены к потолку, затылок превратился в кровавую кашу.
Джанк уже стоял в дверях:
– Иисус… Иисус… Иисус… Твою мать… Твою мать…