Кишот

– Еще как всерьез, – не согласился с ним Кишот. – Перед тем как отправить через портал мисс Салму, я должен убедиться, что все работает.

Когда портал открылся, все увидели по ту сторону плотную завесу серого тумана.

– Что ж, – сказал Ивел Сент, низко наклонил голову, зашел в проем двери, как бык на закланье. И исчез.

Всеобщая гибель – это гибель всего: всего и воспоминаний о том, что что-то когда-то существовало. Дело не в том, что все в этом мире вдруг забудет о том, что было когда-то – до того, как стало ничем, – но в том, что некому будет больше об этом помнить, а потому все станет не просто тем, чего не стало, но тем, чего никогда не было, – и не останется никого, кто мог бы рассказать великую историю о том, как все было, либо просто о том, как случилось, что все обернулось ничем, ведь больше нет рассказчиков, нет ни того, кто напишет, ни того, кто прочитает, а потому книга о том, как все обернулось ничем, никогда не увидит свет точно так же, как не мы сможем написать историю собственной смерти – в этом наша трагедия: мы проживаем историю, конца которой не знаем, а когда узнаем его, нас самих уже не будет.

Давайте представим это следующим образом. В самом сердце ярко освещенного туннеля мужчина в годах и женщина, которую он любит, стоят перед распахнутой дверью. Кто знает, что ждет их за ней? Но здесь, по эту сторону двери, есть надежда. В конце концов, возможно, есть жизнь после смерти. Он берет ее за руку. Она крепко сжимает его ладонь. Долгое странствие подходит к концу. Они пришли в Долину Отрешения, где мы все приобретаем власть навсегда раствориться во Вселенной. И с минимальной вероятностью переродиться во что-то новое.

Кишот – мудрый человек, и он точно понимает, что этого не случится. Но пока он по эту сторону двери, у него еще есть последняя возможность хоть на несколько мгновений отринуть всю свою мудрость и просто поверить.

– Что ж, – говорит он Салме, – пойдем.

На рабочем столе и каминной полке Автора в строгом порядке стояли тринадцать дорогих для него предметов, помогавших ему почувствовать себя дома: сомнительный образец “найденного искусства ” из Китая – отполированный камень с рисунком, отдаленно напоминающим лесистый горный пейзаж; слепок человеческой головы в духе гандхарской буддийской скульптуры; раскрытая в умиротворяющем жесте деревянная рука из Камбоджи с символом мира на ладони; пара кристаллов – поменьше и побольше – имеющих правильную форму звезды; викторианский медальон, внутрь которого он поместил фотографии родителей; три других фотографии тропического города времен его детства; изготовленная в эдвардианскую эпоху английская машинка для обрезания сигар в виде дракона с отточенными зубами; коробок индийских спичек формы “Чита ” с изображением крадущегося гепарда; маленькая мраморная фигурка удода, а также настоящий китайский веер. Автор не мог работать, если какого-то из этих предметов не было рядом. Каждый день он прикасался к ним, брал в руки. Еще один, самый ценный, хранился в ящике стола – это был небольшой, не толще двух с половиной сантиметров, серебряный слиток с выгравированной картой единой Индии. Это был его главный талисман, его личный сезам, его волшебная лампа. Автор поглаживал его каждый день, когда дописывал последние страницы своего романа.