Кирпичик на кирпичик

– Может, – развивала неприятную мысль Татьяна, – она как наивная дурочка не обращает внимания на реальную жизнь, на важные факты и существенные обстоятельства? Конечно же, такое можно допустить, ведь на всякого мудреца довольно простоты! Неготовый видеть, ничего и не заметит! А я-то оказалась совсем не готова.

Тревожную мысль прервал Андрюшка:

– Мамуля! И почему мы все – и папа, и ты, и я – мы устаём, а лифт никогда не устает? Смотри, как он сильно щелкает дверью!

– Он тоже устает, но больше работает днем, а ночью больше отдыхает, – ответила Татьяна, открывая ключом дверь квартиры. Андрюшка прошмыгнул мимо неё и, не раздеваясь, ринулся в комнату, потом в кухню и только шум воды в ванной помог ему в поиске:

– Мамуля! Папа вернулся! Он купается. Я ему Мишутку покажу!

В тесненькой прихожке завибрировал и стал шустро сползать на край тумбочки незнакомый сотовый телефон. Татьяна, мысленно составляющая план кормления мужа и сына, умаявшегося за день, машинально подняла аппарат. На дисплее высветилось сообщение, текст которого привел её в замешательство:

– Сколько же тебя можно ждать? Я давно соскучилась. Где ты? Больше часа не выдержу – умру навсегда! Твоя… сам знаешь!

– Вот оно! Предчувствие не обмануло! – подвела итоги Татьяна, плохо соображая, как ей быть. Но в душе уже что-то раскололось, направляя всю боль в сердце, и тот покой, который не покидал ее в самые тяжелые дни и ночи, сменился леденящей тревогой, страхом и предчувствием беды. Татьяна только и подумала, куда же теперь деваться, где станет жить с Андрюшкой? В этом городе ей совершенно некуда идти. Да и стыд-то, какой…

Она просидела пару минут на тумбочке, пока не заметила, что сын интенсивно треплет ее руку:

– Мамочка! Ну, почему ты меня не слушаешь? Почему ты плачешь? Тебе больно? Давай поцелую твою ранку, и всё заживет! Где болит, покажи мне…

– Всё хорошо, сыночек. Тебе показалось. Сейчас я тебя умою, покормлю, и ты поспишь немного. Устал ведь за день, глядя на всяких скоморохов, или как их там? Пойдем в кухню, надо же и папу кормить, раз приехал.

– Мамочка, а можно я сначала Мишутку уложу. Он тоже намаялся, ему плохо без мамы. А я его обниму, сказку ему расскажу, спинку пощекочу, он и успокоится! Можно?

– Конечно! Хорошо, что ты о нем заботишься! Умничка! Надо обо всех заботиться, даже если самому тяжело. И никого не предавать! Давай всё же я тебя умою прямо под кухонным краном, пока папка наш в ванной.

– Только Мишутку мыть нельзя! Он воду не любит, а умывается лапой. Я в зоопарке видел. Но от него плохо пахло, а мой Мишутка – чистюля.

Через минуту оба малыша, обнявшись, крепко спали, хотя блестящие глаза Мишутки, не мигая, глядели в темный потолок.

– Даже плюшевый медведь оказался бдительнее меня! И как я прозевала? Всегда доверяла – работа, мол, у мужа такая! Или, быть может, я всё придумала, и нет ужасного треугольника? В жизни часто случается то, чего вообще не может быть! Но и то, что является непременным, не всякий раз происходит. Наша жизнь подчас настолько сложна, что не во всём можно разобраться, легко запутаться, – уговаривала себя Татьяна, пока оставалось сомнение, поддерживающее ниточку надежды. – Возможно, нынешние волнения беспочвенны и семейная жизнь не разлетится в пух и прах? Но ведь телефон, телефон! Это же факт, который сам собой голосит о заготовленной беде. Как его не замечать? Как о нем забыть?

Татьяна машинально отлила в кастрюльку борщ, приготовленный для Сергея сегодня ночью, и вдруг разозлилась, а потому укрепилась в собственной решимости разобраться во всем. Немедленно! Хотя, надо сказать, внутренний голос отговаривал, предлагая иной вариант – ты затаись, выведай как можно больше, чтобы не смог выкрутиться, если уж виноват, если попался.

Победила решительность и желание полной ясности. Татьяна открыла дверь в ванную, где за занавеской плескался под холодной водой её или, как знать, может быть, уже чужой Сергей, и против своей воли неожиданно промямлила:

– Сереженька! А мы уже пришли!

– Ура! Однако загуляли вы где-то! Сейчас выхожу!

– Тебе спинку потереть?

– Не так уж она велика, чтобы ею вдвоем заниматься! Вот голоден я до головокружения! Как только на суше окажусь, тебя разом и проглочу, как Красную Шапочку! А как наш Андрюшка? Не весь садик разогнал?

– Герой наш утомился, уже спит, а ты, давай, скорее за стол, всё готово…

Вот-вот опять задребезжит телефон, подумала Татьяна. Теперь его возьмет Сергей и заторопится, соврет, наверное, будто вызывают в депо. Или что-нибудь подобное. А я останусь дома сверлить неизвестностью свои мозги и от ревности дробить на мелкие кусочки оставшиеся нервы. Незавидная участь, прямо скажем; потому буду действовать решительнее. Может, тогда мне больше вариантов откроется?

Сергей возник в кухне в трусах и в каплях воды, нежно поцеловал хлопочущую жену в шею, что ей всегда особенно нравилось, и коршуном набросился на горячий борщ. Он ел с тем аппетитом, который легко сгладил бы все прежние обиды в сердце самой сварливой хозяйки, но даже это обстоятельство не оказалось для Татьяны смягчающим: