– Мы сейчас в любые чудеса поверим, так что не томи, Сережа, – попросил Левон.
– Силовые тренировки. Они энергозатратны – раз, – я стал загибать пальцы. – Прилично разгоняют обмен веществ, за счет чего вы следующие сутки тратите почти в два раза больше калорий, – два. Вам надо будет увеличить калорийность пищи для роста мышц. Кушайте на здоровье, желательно больше мяса, как вы и любите, – три. А занимать это будет у вас часа три в неделю, без учета дороги. Ну что, убедил?
– Звучит как сказка, но попробовать можно, – задумался Миха.
– А вот пробовать не рекомендую, – посоветовал я. – Начинайте сразу, без проб, и к концу года сами себя в зеркале не узнаете.
– Ты лучше подскажи, в какой зал идти, какого инструктора нанять, чтобы результат был?
– Не вопрос. Вернусь из отпуска, и можете со мной начать ходить. Только не потянете: ленивые вы и нецелеустремленные. Удовольствие от еды и бухла сейчас вам дороже от здоровья и красивого тела потом.
– Да не, потянем. Ты, главное, возьми нас с собой, – заныли парни. – Ты же потянул, чем мы хуже?
Они вытянули из меня обещание помочь им с тренировками и отпустили.
Дойдя до рабочего места, я раздал ценные указания ребятам из команды моего проекта, написал два заявления – на отпуск и краткосрочный беспроцентный заем – и пошел к Степанычу.
Тот сидел, задумчиво помешивая сахар в кружке с чаем. При моем появлении он не стал отвлекаться от процесса.
– Доброе утро, Михаил Степанович!
– А, явился, – прокряхтел он, отхлебывая из кружки. Напившись, он отставил кружку в сторону и переключился на меня. – Садись. Вот уж не думал, Резвей, что ты дебошир.
– А я и не дебоширил, – заметил я.
– Да ты мне тут сказки не рассказывай, сказочник! – разъярился Степаныч. – Мне твои коллеги уже всю твою подноготную выложили!
– Не понял, честно, не понял, Михаил Степанович, – удивился я. – Я разговаривал с Фрайбергер, подбежал Панченко, ударил меня, причем сзади. Я предложил ему отойти в сторонку и решить вопрос по-мужски. Все. Дальше вы знаете.
– Вот именно! Знаю! – Степаныч вошел в раж, встал из-за стола и подошел ко мне. – Константин с Лидией спокойно общались. Подошел ты и стал к Лидии приставать. Константин, как джентльмен, вступился! А ты такого парня ни за что исколошматил, людям праздник испортил! Что там у тебя за бумажки? Никак сам уволиться решил, совесть подсказала?
В такие моменты спорить с ним бесполезно, потому что он не слушал, а только орал все громче. Лицо багровое, глаза навыкате. Я свернул бумаги, спрятал в карман, дождался, пока он выговорится, припоминая мне все мои «залеты», и встал из-за стола:
– Развели любимчиков, Михаил Степанович. Смотрите: сегодня меня подставляют, завтра вас подсидят. Вы бы аккуратнее, Михаил Степанович, креслице-то уже шатается.
Степаныч схватился за сердце, стал шуровать рукой в ящике стола, нашел таблетки и закинул в рот. Некоторое время собирался с силами, а потом проревел:
– Вон! Чтобы духу…
Я вышел, спиной ощущая грохот, вибрации стен и негативные эманации.
Об увольнении Степаныч не сказал ни слова, а значит, уже успел обсудить этот вопрос с главным, и тот наложил вето. Может, временно, до сдачи проектов, а пока решили не говорить мне, чтобы я не запорол им отношения с заказчиками?
Идея поездки с Ксюшей в Европу накрывалась медным тазом. Надо было что-то делать, и я решил идти к Кацюбе – рассказать свою версию того, что произошло на корпоративе, и, если он будет в настроении, попросить о займе. Я переписал заявления на его имя и поднялся к нему.
В приемной сидели Рита и главный редактор одной из наших газет Пашка Банников. В руках у него были макеты сверстанной газеты.
– Занят? – спросил я Риту, глазами показывая на кабинет шефа.
– У него люди. И будешь после Банникова, – холодно ответила Рита.
– Будешь после меня, Резвей, – подтвердил Пашка.
– Как дела в редакции? – спросил я Пашку, с которым давно не общался.
– Пописываем помаленьку, – ответил он. – Во! А хочешь, пока ждем, я тебе рассказец зачитаю, прислали вот в редакцию, до сих пор под впечатлением!
Я не успел ответить, как он продекламировал: «Глеб Речной. Настенька».
Рита спряталась за монитор, но я видел ее подрагивающие плечи – она сдавленно смеялась. Видимо, это не первая декламация «Настеньки». Пашка прокашлялся и начал читать: «Родилась ли я в любви?..»
Закончив трогательный рассказ, он перешел к повести некоего писателя-почвенника Алексея Сергеенка «Километр земли». Но тут из кабинета прошествовали какие-то люди, а следом проводить их вышел сам шеф. Они обменялись любезностями, попрощались, после чего Кацюба глянул на нас с Банниковым и вернулся к себе.
– Банников, заходите, – сказала Рита.
Пашка зашел к шефу.
Рита что-то печатала. Я подошел к ней:
– Как дела, Рит?
Рита отвлеклась от работы, посмотрела мне в глаза и спросила:
– Нормально. Тебе чего?
– Мне – ничего. Просто мне неприятно знать, что ты до сих пор винишь меня в том, чего я не делал. Так же как неприятно, что Степаныч винит меня в драке с Панченко, хотя именно он начал, причем ударил сзади.
– Зачем ты мне это рассказываешь? Мне это совершенно неинтересно.